След за кормой (2-е издание)
Шрифт:
Корабль шёл в это время проливом между островом Эгиной и материком. Ширина пролива невелика, в самом узком месте она не превышает сорока — пятидесяти стадиев, [31] и выход из него сторожила триера Мегакла, пока скрывавшаяся за высоким берегом Эгины.
Заветная тайна «Артемиды»
Ветер усиливался, и направление его менялось: из попутного он переходил почти на встречный.
«Как Демарат думает плыть на парусе при таком ветре?» — с тревогой думал Тиманф. И тут изумлённому кораблестроителю открылась тайна «Артемиды». Эта тайна заключалась
31
7 — 8 километров.
Чтобы читателю стало понятно, в чём заключалось великое открытие Демарата, придётся сделать отступление и немного поговорить о науке управления парусами. Нам неизвестно, какими греческими словами пользовался Демарат, называя различные курсы корабля и повороты, и потому будем употреблять термины современного морского языка.
В наше время, когда ветер попутный, когда он дует прямо в корму судна, говорят, что оно держит курс фордевинд. Современники Демарата только и знали курс фордевинд.
Если ветер дует в бок судна под прямым углом, то говорят, что оно идёт в галфвинд, или, по-русски, в полветра. Когда ветер ударяет в правый борт, то судно идёт правым галсом, а если в левый, то левым галсом.
Дело обстоит сложнее, когда ветер встречный, но и тогда есть возможность лавировать. При встречном ветре говорят, что судно идёт в бейдевинд. При этом оно тоже меняет галсы.
На рисунке изображено, как парусный корабль зигзагами идёт к своей цели при встречном ветре, всё время меняя галсы с правого на левый и наоборот.
Самая главная премудрость, которую после многих неудач и опытов постиг Демарат, заключалась в том, как повернуть корабль с одного галса на другой. Теперь это называется сделать поворот оверштаг. Сущность этого поворота заключается в следующем. Маневрируя рулём и парусом, ставят судно носом прямо против ветра, и тогда оно само, как говорят, перевалит линию ветра, и ветер начнёт ударять уже в другой борт. Оказавшись, таким образом, на другом галсе, судно поворачивают до нужного направления, пека не придёт время снова переходить на другой галс.
Но пора возвратиться к «Артемиде-охотнице» и подстерегавшей её триере Мегакла.
Когда «Артемида-охотница» поравнялась с южной оконечностью Эгины, наперерез ей двинулась триера Мегакла. Корабль Демарата шёл близ берега Эллады, и в этом было его преимущество: от преследователей «Артемиды» отделяло расстояние примерно в тридцать стадиев.
Триера несла сторожевую службу в назначенном ей пункте уже больше двух декад; немало за это время было осмотрено кораблей, идущих из Аттики, Мегар и Коринфа на юг, и ни на одном из них не нашли Тиманфа и его друзей. Поэтому Мегакл не проявил особого рвения в погоне, заметив небольшое судно у арголидского берега.
По-другому отнёсся к этой встрече Демарат. Едва лишь завидев огромное судно, величаво выплывавшее из-за южного мыса Эгины, Демарат понял, что неспроста оно старается перерезать ему путь и что «Артемиде» грозит смертельная опасность. Вот когда капитан должен показать всё своё искусство в управлении судном, а корабль — проявить мореходные качества, доселе невиданные.
Взгляд Демарата стал сосредоточенным и суровым, движения приобрели необычайную чёткость. Он поставил к парусу и рулю лучших матросов.
— Придётся поработать как следует, — сказал он матросам, и те согласно кивнули головами.
Тёмная
— Сначала попробуем немного обмануть их! — сказал навклер. Он повёл своё судно правым галсом.
«Артемида» шла на сближение с триерой, и у Мегакла создалось ошибочное впечатление, будто встречное судно знает о заграждении и само идёт подвергнуться досмотру. Он даже приказал несколько замедлить ход триеры.
Беглецы на «Артемиде», не понимая намерений Демарата, со страхом смотрели, как перед ними вырастала громада военного корабля. Ближе, ближе… «Что он делает?» — думал Тимаиф. Вдруг, когда до «Сигея» оставалось не больше трёх стадиев и уже отчётливо можно было видеть ряд воинов, стоявших на высоком борту, «Артемида» сделала поворот оверштаг.
Парус заполоскал, потом вновь наполнился ветром, и маленький корабль помчался левым галсом, с каждой секундой удаляясь от триеры.
— Молодцы, молодцы! — подбодрил матросов Демарат.
С триеры донеслись крики ярости. Капитан Мегакл, седобородый морской волк, принимавший участие во многих войнах, догадался, что его обманули. Но он не мог понять, каким образом встречное судно сразу изменило направление.
Теперь оба корабля шли параллельными курсами, и «Сигею» предстояло догнать «Артемиду». Короткий приказ капитана, свистки и удары барабанов на триере — и сто пятьдесят длинных вёсел разом вспенили воду. С нижних палуб послышались стоны боли: это надсмотрщики хлестали бичами гребцов, движения которых выпадали из общего ритма.
Могучая триера стала нагонять купеческий корабль. Но, когда после получасовой гонки между судами оставалось три-четыре стадия и берег материка отчётливо обрисовался невдалеке, преследуемый корабль снова переменил галс. Последствием этого было то, что, как говорят моряки, «Артемида» срезала нос триере. Это значит, что она перерезала ей дорогу, прошла, как бы смеясь, перед её носом и понеслась прочь от берега.
Во время выполнения этого опасного манёвра был момент, когда «Артемида» находилась на расстоянии всего в полтора-два стадия от триеры, и можно было ясно разглядеть свирепые лица воинов, стоявших в готовности у заряженных баллист. [32] Одно слово Мегакла — и на палубу «Артемиды» понеслись бы огромные камни, убивая людей и разрушая снасти. Но Мегакл не сказал этого слова: он помнил строгий приказ тирана — привезти Тиманфа живым.
32
Балл'uсты — метательные машины.
Результатом смелого манёвра Демарата было то, что «Артемида» стала удаляться от берега, а менее поворотливый «Сигей» ещё продолжал идти прежним курсом, теряя выигрыш в расстоянии, добытый тяжёлыми усилиями гребцов.
Демарат благословлял встречный ветер, не дававший возможности поднять на триере большой парус. Но вот триера повернула и вновь начала нагонять «Артемиду». Однако старый Мегакл уже потерял уверенность в собственных силах и смотрел на таинственное судно с каким-то суеверным страхом. Кто управляет им: смертный человек или божество, сошедшее на землю с высот Олимпа?. [33]
33
Эллины верили в то, что боги живут на высокой горе Олимп, находящейся в Северной Греции. Ни один эллин не осмеливался подниматься на эту гору.