След за кормой (2-е издание)
Шрифт:
Лейф сказал:
— Мы возвращаемся в Торгильсдаль. Но я клянусь богом и всеми его святыми, что не покину Винландию, пока не найду моего мальчика. Я дрожал при мысли, что мы обнаружим его труп, растерзанный медведем или росомахой, но раз он жив — ни море, ни земля, ни даже подземные её недра не скроют от меня злодеев, похитивших Рори Эйлифсона!
Маленький отряд в скорбном молчании двинулся обратно.
Плен
Рори отлично выспался в снежной хижине, позавтракал и отправился дальше — к лугам, где водилось много куропаток. Он уже побывал там дважды и каждый раз возвращался с богатой добычей. Он надеялся, что и теперь охота будет не хуже. Лук висел у него за спиной, стрел в колчане было достаточно.
Поглощённый своими мыслями, Рори не заметил, как добежал до глубокой долины, которая перегораживала дорогу к месту охоты. Пригнувшись вперёд, юноша понёсся с откоса, лавируя среди молодых сосенок, и вдруг какое-то непонятное упругое препятствие сбило его с ног. Кувыркаясь, теряя лыжи, Рори покатился вниз, успев заметить, что ударился о туго натянутую кожаную верёвку.
Не успел Рори осознать, что такое с ним происходит, как из-за деревьев поднялось с десяток невысоких коренастых фигур в меховых одеждах, в высоких торбасах. У людей были загорелые желтые лица с раскосыми узкими глазами, с приплюснутыми носами, с тонкими бледными губами. Головы их были обнажены, а длинные прямые чёрные волосы перехвачены ремешком.
«Скрелинги…» [99] — подумал Рори.
Со скрелингами ему приходилось сталкиваться в Гренландии. Небольшими партиями они приплывали на южный берег острова для меновой торговли. На тюленьи и моржовые шкуры, на рыбий зуб, на бобровые меха они выменивали железные котлы, топоры, ножи, стальные наконечники для копий и гарпунов, украшения для женской одежды… Распродав товары, скрелинги исчезали так же незаметно, как и появлялись.
За месяцы жизни в Доброй Винландии дружинники Лейфа ни разу не сталкивались со скрелингами, и считали, что окрестности Торгильсдаля совершенно безлюдны. Вот почему охотники вели себя так беспечно и в одиночку совершали далёкие вылазки. Первому расплачиваться за беспечность пришлось Рори.
99
Скр'eлингами гренландские поселенцы называли эскимосов. Подлинный смысл этого слова утрачен. Исследователи думают, что оно означало «бродяги» или «грязные».
Скатившись на дно долины, Рори вскочил на ноги. Лук его слетел со спины, да если бы и остался на месте, воспользоваться им юноша всё равно не успел бы. Он потянулся к ножу — на руке повисли сразу двое нападающих. Рори отбросил их, сзади накинулись ещё трое.
Началась отчаянная схватка. Похоже было на то, словно стая собак осаждает разъярённого медведя. А Рори действительно разъярило это неожиданное коварное нападение. Нож из его руки выпал и утонул в рыхлом снегу. Нападающие тоже дрались голыми руками, ни у кого из них не было оружия.
Враги с гортанным визгом набрасывались на юношу, который превосходил каждого из них ростом на голову. Рори бил их кулаками, пинал ногами, и скрелинги разлетались, как кегли. Но пушистый мех хорошо защищал от ударов, и скрелинги тут же подскакивали и снова ввязывались в драку.
На ногах скрелинги держались слабо, вся сила у них сосредоточивалась в руках. И это неудивительно: мужчина-эскимос половину жизни проводит в каяке, [100] ноги у него неподвижны, а плечи, грудь и мускулы рук от постоянной гребли развиваются чрезвычайно. Силу этих мускулов Рори чувствовал на себе. Стоило с трудом отодрать от себя одного нападающего, как в него вцеплялся другой. Какого-то щупленького, но упорного паренька Рори ухватил за сапог — разорванный камикер [101] полетел в снег.
100
Каяк —
101
Так эскимосы называют сапоги.
Как ни силён был Рори по сравнению с каждым из врагов, но их было десять против одного. Да ещё два скрелинга, забежав сзади, накинули ему на руки ремень…
Победители поставили юношу со связанными руками на его же собственные лыжи и повели на юг, в противоположную от Торгильсдаля сторону.
За несколько миль от места засады у скрелингов оказались нарты с собачьими упряжками; они находились там под охраной двух юнцов.
Собаки злобно зарычали, почуяв чужого, а подростки радостно заплясали. Пленника взвалили на одну из нарт, связав ему из осторожности ноги, каюры [102] взмахнули остолами, [103] и собаки, взвихривая лапами снег, понеслись, увозя Рори прочь от всего знакомого, привычного, родного…
102
Каюр — погонщик нарты, запряжённой собаками или оленями.
103
Ост'oл — палка с крепким наконечником, её втыкают в снег, чтобы затормозить нарту.
Собаки бежали, легко увлекая нарты, а Рори одолевали мрачные думы.
«Моя мать окончила жизнь в чужой стране, не увидев родины. Неужели и мне суждена такая участь? Неужели отныне мой удел — рабство до конца дней?.. Но нет! — Юноша встрепенулся. — Я мужчина, я молод и силён, и я убегу из плена! Пусть похитители продержат меня год, два… Но когда я овладею их языком, в совершенстве изучу обычаи, когда их бдительность притупится… О, тогда!..»
С уверенностью юности Рори быстро приободрился и начал представлять себе, как он неожиданно появится в «Крутом склоне». Его оплачут, о нём давно забудут, а он выскочит из украденной лодки…
Рори пытался проследить направление пути, по которому его везли, но скоро резь в глазах заставила его зажмуриться. В схватке он потерял снеговые очки, и теперь его ослепляла сверкающая снежная поверхность.
Сила отражённого света была так велика, что у него из-под век покатились слёзы. Заметив это, каюр его нарты, молодой парень, достал откуда-то меховую полоску и крепко обвязал ею глаза пленника. Перед этим у них произошёл короткий разговор. Эскимос, тыча себя в грудь пальцем, произнёс:
— Па'oк, Па'oк…
Рори понял, что так зовут юношу, и повторил, прикоснувшись к его груди:
— Паок!..
Лицо юноши расплылось в улыбке, и он показал рукой на пленника. Рори понял, что Паок хочет узнать его имя.
— Рори! — молвил он.
— Лоли, Лоли! — подхватил Паок, улыбаясь.
Как видно, он не выговаривал «р», и это почему-то развеселило Рори.
«Ничего, — подумал он, — сейчас мне лучше, чем тогда, на каменном «плоту» посреди океана. Тогда меня спасли дельфины. А теперь?.. Теперь дядя Лейф всё равно меня разыщет».
На пятый день их путешествия началась пурга — та самая, которая заставила Лейфа Эриксона повернуть домой. Эскимосы продолжали путь и в пургу, хотя вокруг нарт — и сзади, и спереди, и со всех сторон — стояла белая мятущаяся стена из мириадов снежинок, несомых ветром. Видимость была всего 5–6 шагов, и тем не менее скрелинги находили дорогу с поразительной уверенностью.
«Далеко же они забрались от своего жилища, — размышлял Рори. — Ведь мы за эти дни проехали не меньше ста миль… Интересно бы знать, сколько времени они таились в засаде?.. Сколько бы ни таились, а своё получили, — я попался им, как песец в капкан…»