След зомби (трилогия)
Шрифт:
Смолянинов молчал.
— И потом, там действительно был тупик, — объяснил Зайцев. — Я на самом деле уперся в стену. Дальше информация кончалась. Меня футболили из инстанции в инстанцию, никто не хотел со мной говорить. Ну, я и…
— Нашел того, кому было не страшно, — кивнул своим мыслям Смолянинов.
— Пожалуйста, — развел руками Зайцев. — Пожалуйста.
— Олежка, тебя ведь никто ни в чем не обвиняет, — улыбнулся Смолянинов. — Извини, я просто что-то задумался обо всем этом… Мне казалось, что у тебя есть ответ. А ты
— Страшно было. И Костенко тоже боялся. Он сам мне говорил. Да все боялись, Кир! Все! Даже Гульнов боялся, который вообще был в стороне. Знаешь, как он озверел, когда нас цензура прикрыла?! А ведь он неспроста тогда рогом уперся. Он тоже понял, какая это страшная тема и как больно за нее можно получить. А Тимофей, между нами говоря, повел себя, как сука высокомерная! Глядел на нас свысока и хихикал — мол, побойтесь с мое, мужики… Он-то думал, я этого не вижу…
Смолянинов встрепенулся и хитро глянул на хмурого Зайцева.
— А пошли-ка мы с тобой кофейку долбанем! — процитировал он шутку с факультетского капустника.
— По чашечке! — подхватил Зайцев.
— Кружечек по восемь! — завершил диалог Смолянинов.
— Пошли, — кивнул Зайцев и снова погрустнел. — Тимку помянем.
— Помянем, — согласился Смолянинов. — Хреново без него. И не так уж чтобы очень близко я его знал, а вот… хреново.
Они вышли на проспект Маркса (или теперь Моховую?) и молча двинулись к метро, наклонившись вперед, навстречу внезапно подувшему ветру.
— «Если рассудок и жизнь дороги вам, держитесь подальше от торфяных болот, особенно ночью, когда силы зла безраздельно властвуют над миром», — вдруг процитировал Смолянинов. — Я сказал это Костенко почти два года назад. Как раз после самой первой вашей публикации. Сейчас вот вспомнилось…
— Я тебе соврал насчет психушки, — пробормотал Зайцев. — И тебе, и Витьке, всем соврал.
Смолянинов остановился так резко, что Зайцев по инерции проскочил вперед. И останавливаться не стал. Смолянинов догнал его и крепко взял за воротник.
— Пошли, пошли, — сказал Зайцев, неприязненно морщась. — Пива очень хочется.
— Так что же с ним на самом деле?! — грозно вопросил Смолянинов, мелко тряся Зайцева за воротник.
— Удрал он! — рявкнул Зайцев, вырываясь. — Сбежал! Сбежал!!! Бросил все и рванул! И в психушке не он, а его мать! А отец застрелился, понял?! С собой покончил! Ясно тебе?!
— Откуда ты… — пробормотал Смолянинов, выпуская зайцевский воротник и снова останавливаясь. Зайцев тоже встал. Прохожие на него оглядывались.
— К Гульнову кагэбэшник приходил, — сказал Зайцев устало. — И ко мне тоже. Все напугать пытался — государственная тайна, измена Родине…
— А Костенко где? — пробормотал обалдело Смолянинов.
Зайцев скорчил в ответ гримасу.
— Первый раз Тим меня предал, когда разыграл спектакль, будто уходит из расследования, — сказал он горько. — И не только меня, всех нас. Второй
— Да почему же предал? — удивился Смолянинов. — Наоборот, он все взял на себя, он хотел один…
— А это что, не предательство?! — воскликнул Зайцев. — Он что-то узнал, понимаешь? Узнал что-то такое, что испугался и сбежал! Почему он к нам не пришел, а? Думаешь, мы бы не раскрутили это дело?! Да мы бы всю страну на уши поставили! Но он хотел все один, только один! Я от страха ночами не спал, квасить начал, мне среди бела дня чертовщина мерещилась, а получается, целый год потратил на какую-то х…ню! И теперь мы здесь, и все в говне, а он неизвестно где, и его ГБ ищет! Это что, не предательство?! — орал Зайцев, надсаживаясь.
Смолянинов стоял перед ним и глядел себе под ноги.
— Что ж мы, не люди? — спросил его Зайцев уже тихо. — Не друзья ему? Получается так. Получается, он нам не верил. Чем мы это заслужили? Тем, что помогали ему всем, чем могли? Что, мы меньше его рисковали? Мы ведь тоже с Гульновым запросто идем по статье об измене Родине… Мне этот кагэбэшник очень здорово все объяснил. Ну, плевал я на статью, ни х…я они мне не сделают. Но я по-прежнему ни х…я не знаю и ни х…я не понимаю! А Костенко, сука, что-то знает! А мы — нет! Это что, по-человечески?
— Государственная тайна, измена Родине… Значит, это все правда? — пробормотал Смолянинов.
— Значит, это все правда, — эхом ответил Зайцев.
— И что ты теперь намерен делать?
— А что ты мне посоветуешь? — спросил Зайцев. — Вот поставь себя на мое место. Ну, поставь.
— Я не могу, — признался Смолянинов. — Олежка, я же не знаю, что это такое — семья, ребенок… Тебе беречься нужно.
— И все-таки, — не унимался Зайцев, — попробуй. Ты старше меня, ты опытный, много работал в опасных местах. Что ты мне посоветуешь?
Смолянинов зябко повел широкими плечами.
— Забыть, — твердо сказал он, снова поежился и поднял воротник.
Опустил глаза, сунул руки в карманы и шагнул вперед.
Прячась от порывов ветра, Зайцев пристроился ему в спину.
БРАТЬЯ ПО РАЗУМУ
Сегодня нет фактических оснований полагать, что упоминающиеся в книге организации существуют, когда-либо существовали или будут существовать. Все совпадения имен, названий и наименований случайны.
А он сказал только: «Не наделай ошибок». Ясно, чего не надо делать, но совершенно не ясно, как же все-таки жить.