След зверя
Шрифт:
Аньес удивляло, что Клеман был развит не по годам. Его острый ум, умение подмечать все детали, удивительные способности к учебе, хорошая память часто заставляли забывать, что он был еще ребенком. Едва Аньес познакомила Клемана с буквами алфавита, как он уже научился читать и писать. А вот Матильда была столь равнодушной к знаниям, что с трудом запоминала слова молитвы. Природа наделила Матильду изяществом и грациозностью бабочки, и жизненные трудности вызывали у нее недовольство. Может быть, причиной этому являлось странное рождение Клемана? Матильда была маленькой девочкой, а вот Клеман, как казалось Аньес, с каждым днем становился похожим на настоящего спутника жизни, на которого она могла опереться. Что понял ребенок о гнусном поступке Эда? Как он относился к этому человеку, который был угрозой для всех них? Понимал ли он, сколь ужасно сложится его судьба, если станет известно о его подлинном происхождении? Незаконнорожденный ребенок изнасилованной служанки, отпрыск самоубийцы, которая прельстилась россказнями о ереси и спаслась от пыток и костра только благодаря невольному сообщничеству Аньес… А если кто-то догадается о том,
— Мадам, барон де Ларне, мой добрый хозяин, останется ли он у вас ночевать? Если да, я велю Аделине приготовить для него покои, — спросила Мабиль, потупив глаза.
— Я не знаю, окажет ли он нам честь остаться на ночь.
— Путь не близкий, семь или восемь лье [7] . И он, и его лошадь устанут. Он приедет не раньше девятого часа [8] , а то и вечерни [9] , — причитала Мабиль.
7
Лье —примерно 4 километра.
8
Девятый час —между 14 и 15 часами.
9
Вечерня — около 16.30–17 часов, при заходе солнца.
«Если бы он только мог навсегда заблудиться в лесу Клэре, это стало бы огромным облегчением», — подумала Аньес, но вслух сказала:
— Право, он предпринял изнурительное путешествие, но как любезно с его стороны посетить нас…
Мабиль одобрила слова своей новой хозяйки, кивнув головой, и заявила:
— Он порядочный человек. Какой у вас достойный брат, мадам!
Взгляды Аньес и Клемана встретились. Клеман тут же отвернулся и погрузился в созерцание углей, красневших в очаге огромного камина. Когда Гуго был жив, там зажаривали оленей целиком.
Аньес никогда не любила своего мужа. Она так и не прониклась привязанностью к человеку, с которым связали ее судьбу. Едва ей исполнилось тринадцать лет, как ее стали считать совершеннолетней [10] . Она должна была выйти замуж за этого набожного и галантного мужчину. Он обращался с ней так же учтиво, как если бы ее мать была баронессой де Ларне, а не дамой из ее окружения. Так или иначе, он был человеком чести и ни разу не дал Аньес почувствовать, что она — всего лишь последний незаконнорожденный ребенок, зачатый покойным бароном Робером, отцом Эда. Барон Робер, почувствовав угрызения совести в тот момент, когда проникся запоздалым благочестием, потребовал, чтобы Аньес признали его дочерью. И даже Эд, которого совершенно не устраивало это официальное родство, смирился. Старый барон Робер де Ларне поспешно выдал девочку за Гуго де Суарси, своего старого товарища по веселым пирушкам, попойкам и военным походам, бездетного вдовца, но главное — верного вассала. Он дал за Аньес ничтожное приданое, но удивительная красота девушки и ее молодость покорили будущего супруга. Аньес охотно согласилась на этот брак, который сулил ей признание в обществе и, что было для нее очень важно, избавлял от присутствия сводного брата. Но Гуго умер, не оставив после себя сыновей. В двадцать пять лет Аньес оказалась в положении не более завидном, чем то, в котором она пребывала под крышей дома своего отца. Разумеется, вдовье наследство [11] позволяло Аньес и ее людям жить, правда, с трудом. Оно составляло лишь треть недвижимости, которую еще не успел промотать Гуго, то есть мануарий Суарси и прилегающие к нему земли, не говоря уже об От-Гравьер, засушливом участке земли, на котором росли лишь чертополох и крапива. К тому же речь шла о сомнительном наследстве. Если Эду удастся, как этого опасалась Аньес, заставить поверить в дурное поведение вдовы, она лишится всего в соответствии с кутюмами Нормандии, гласившими: «При установлении факта измены жена теряет наследство, оставленное ей мужем». Нормандия, хотя и вошедшая в состав Французского королевства сто лет назад ценой бесконечных войн, сохраняла свои нравы и обычаи и настойчиво добивалась «нормандской хартии», которая подтвердила бы традиционные привилегии провинции. Но эти привилегии были не в пользу женщин. Если сводный брат Аньес добьется своего, у нее будут лишь три возможности избежать нужды: уйти в монастырь — но тогда ее дочь окажется в хищных руках Эда — или вновь выйти замуж. Оставалась также смерть. Не исключено, что она воспользуется этой возможностью. Мабиль вернула свою госпожу к реальности, вздохнув:
10
Девочки достигали совершеннолетия в двенадцать лет, мальчики — в четырнадцать.
11
Вдовье наследство — право пользования имуществом покойного мужа, отходившим к вдове. В Парижском районе ей предоставлялась половина имущества мужа, которым тот владел до вступления
— Как жаль, что сегодня среда, постный день [12] . Но, если мой господин останется на ночь, завтра мы приготовим прекрасных фазанов, которые доставят ему удовольствие. А сегодня вечером придется довольствоваться луком-пореем с листовой свеклой, но без свинины, шампиньонами, тушенными в пряностях, и лесными ягодами.
— Такие сожаления в моем доме неуместны, Мабиль. Что касается моего брата, то я уверена, что в смирении он находит огромное утешение, как и все мы, — возразила Аньес, думая совершенно о другом.
12
Среда, пятница, суббота и кануны праздников, равно как и сорок дней Великого поста, считались постными днями.
— Да, как и все мы, — поспешно согласилась Мабиль, обеспокоенная тем, как бы ее слова не были истолкованы как святотатство.
Суматоха, поднявшаяся в большом квадратном дворе, положила конец тревогам Мабиль. Приехал Эд. Мабиль схватила висевшую за дверью плеть, чтобы угомонить собак, и бросилась во двор, сияя от счастья. Мгновение спустя Аньес спросила себя, была ли горничная лишь простой исполнительницей приказов ее сводного брата. В конце концов, эта бедняжка могла лелеять мечту, что однажды забеременеет от Эда. Возможно, она даже тешила себя надеждой, что ее незаконнорожденный ребенок будет признан и получит такое же состояние, как Аньес. Мабиль ошибалась. Эд не был похож на Робера, своего отца. Эду было далеко до него, хотя барон Робер не был ни святым, ни даже человеком чести. Но сын выбросит служанку на улицу без единого су в кармане, чтобы избежать малейшего намека на скандал. И она пополнит бесчисленный легион обесчещенных девушек, которые попадали в дома утех или нанимались в поденщицы на фермы за тарелку похлебки и комнатушку, соглашаясь выполнять самую тяжелую работу.
Матильда вскочила на ноги и бросилась вслед за Мабиль, чтобы поприветствовать дядюшку, который чаще всего приезжал не с пустыми руками. Он привозил редкие и очень дорогие подарки. Весь Перш завидовал богатству семейства Ларне. Им посчастливилось найти на своих землях железный рудник, который можно было эксплуатировать открытым способом. Добываемое железо высоко ценилось в королевстве и к тому же разжигало аппетиты англичан. Эта манна небесная помогла ординарному барону [13] удостоиться внимания короля Филиппа IV Красивого* [14] , который, разумеется, не желал, чтобы семейство Ларне заключило союз с извечным врагом Франции. Французское королевство было связано тесными узами с Англией, но эта дружба была слишком непрочной как с одной стороны, так и с другой, несмотря на намерения выдать Изабеллу, дочь Филиппа, за Эдуарда II Плантагенета [15] .
13
Бароны Французского королевства делились на ординарных и великих.
14
Имена, названия и понятия, помеченные астериском, поясняются в глоссарии и историческом приложении в конце романа.
15
Название династии Плантагенетов происходит от planta genesta,то есть «дрок», «шильная трава». Такое прозвище получил один из предков Эдуарда, Жоффруа, граф Анжуйский, превративший принадлежавшие ему земли в ланды, насадив в них в числе других растений дрок, чтобы иметь возможность охотиться.
Эд, человек хотя и ограниченный, не был столь глуп, чтобы позволить себя одурачить. Филипп Красивый постоянно нуждался в деньгах, что превратило его в сурового, даже непредсказуемого монарха. Тактика барона, приносившая плоды, была простой: низко кланяться, заверять короля в своей верности, туманно намекая на давление и предложения со стороны англичан, — одним словом, изображать покорность, успокаивать Филиппа Красивого, призывая того проявлять щедрость. Тем не менее злоупотреблять не стоило. Филипп Красивый и его советники без малейших колебаний бросили в тюрьму Ги де Дампьера, чтобы отобрать у него Фландрию, конфисковали имущество ломбардцев и евреев и даже в сентябре прошлого года приказали похитить папу Бонифация VIII*, когда тот находился в Ананьи*. Эд прекрасно знал, что если он воспротивится королю, если в чем-то пойдет ему наперекор, то вскоре закончит свои дни в каменном мешке или падет под ударами кинжала от руки бродяги, посланного провидением.
Аньес, вздохнув, встала, поправила пояс и головную накидку. Раздавшийся тоненький голосок заставил ее вздрогнуть:
— Мужайтесь, мадам. Вы умная женщина.
Клеман. Аньес почти забыла о его присутствии, настолько ребенок умел быть незаметным, практически невидимым.
— Ты думаешь?
— Я это знаю. В конце концов… он всего лишь опасный простак.
— Правда, опасный. Опасный и могущественный.
— Более могущественный, чем вы, но менее могущественный, чем другие.
Сказав это, Клеман исчез за низкой дверью, ведущей в отхожее место для слуг.
«Странный ребенок», — подумала Аньес, направляясь во двор, откуда слышался шум. Неужели он читал ее мысли?
Звучал громкий голос Эда. Он приказывал, помыкая одними и ругая других. Когда Аньес вышла во двор, на недовольном, раздраженном лице Эда появилась улыбка. Он, широко раскинув руки, направился к ней:
— Вы, мадам, хорошеете с каждым днем! Ваши собаки — настоящие хищники. Оставьте мне из следующего помета двух кобелей.