След зверя
Шрифт:
Аньес добилась своей цели: Артюс увлекся ею и их беседой. Теперь она могла как следует рассмотреть его. Он был высоким, на полторы головы выше ее — хотя для женщины она была высокого роста, — темноволосый, с темными глазами, что было необычно для этого края, где преобладали мужчины со светло-каштановыми или белокурыми волосами и голубыми глазами. Он носил волосы до плеч, как того требовала мода от знатных особ. В его волнистых прядях блестели редкие серебряные нити. У него был красивый прямой нос, подбородок, свидетельствовавший о властном характере, но и о нетерпеливости тоже. Несмотря на крупное, мускулистое тело он держался с удивительным
— Вы рассматриваете меня, мадам, — раздался весьма довольный густой голос.
Кровь бросилась в лицо Аньес. Но она уклонилась от прямого ответа.
— У вас прекрасный аппетит. Это делает честь моему дому.
— Это и для меня честь, поверьте мне.
Аньес заметила веселую искорку в его глазах. Вдруг улыбка слетела с губ графа. Он машинально поднял руку, как бы призывая к молчанию. Слегка наклонив голову в сторону низкой двери, он прислушался.
Аньес чуть не поперхнулась. Клеман.
Артюс д’Отон встал и неслышно, словно кошка, направился к двери. Что ей оставалось делать? Закричать, сделать вид, что на нее напал кашель? Громко и отчетливо крикнуть: «Что происходит, мсье?», — чтобы предупредить ребенка? Нет. Граф сразу же догадается о ее хитрости, и она испортит все то хорошее, что было до сих пор.
Граф резко распахнул дверь. Клеман ввалился в комнату, как мешок с отрубями. Безжалостная рука поставила его на ноги, схватив за ухо:
— Что ты здесь делаешь? Ты шпионишь?
— Нет, мессир, нет.
Клеман, объятый паникой, посмотрел на Аньес. Артюс мог избить его до полусмерти, если бы захотел. Увиливать было невозможно. Дама де Суарси лихорадочно размышляла.
— Клеман… Подойди ко мне, мой сладкий.
— Это один из ваших людей?
— Лучший из них. Мой страж. Он следил за вами, дабы убедиться, что его даме не грозит никакая опасность.
— Он слишком мал, чтобы быть грозным стражем.
— Разумеется, но он полон отваги.
— А чтобы ты сделал, мальчик мой, если бы я проявил дурные намерения в отношении твоей дамы?
Клеман вынул разделочный нож, который он всегда носил с собой, и ответил серьезным тоном:
— Я бы вас убил, мсье.
Граф захохотал. Между двумя приступами громкого смеха он все же сумел сказать:
— Знаешь ли ты, молодой человек, что я считаю тебя способным на это? Ложись спать. Ничего с твоей дамой не случится, слово чести.
Клеман посмотрел на Аньес. Та слегка кивнула головой, и мальчик исчез, словно по мановению волшебной палочки.
— Вы рождаете прекрасные порывы, мадам.
— Он еще ребенок.
— Который проткнул бы меня ножом, если бы в этом возникла необходимость, я в этом уверен.
В этот момент в комнату вошла Мабиль. Ее глаза блестели от любопытства.
— Тысяча извинений… Мне показалось, что вам нужна помощь, мадам.
— В самом деле… Мы ждем третьей перемены, — сухо ответила ей Аньес.
Мабиль опустила глаза, но все же недостаточно быстро, чтобы дама де Суарси не заметила в них ядовитую ненависть.
Вскоре на столе появилось блюдо с закуской, состоящей из слоеных пирожков с фруктами и орехами. Мабиль придала своему лицу более любезное выражение. Однако Аньес была просто обязана избавиться от этой девицы и покончить с тем маскарадом, который та разыгрывала в течение нескольких месяцев. И подобная перспектива вызывала у нее сильное беспокойство.
— Вы устроили для меня настоящий пир, мадам.
— Очень скромный для сеньора вашего положения.
Артюса удивила эта куртуазная учтивость, впрочем, прозвучавшая вполне естественно, но, взглянув на молоденькую девушку, которая им подавала, он сразу же понял ее истинную причину. Теперь это была не служанка с неприятным постным лицом, которую он видел прежде, а немного угловатая и неуклюжая девушка-подросток.
— Аделина, приготовь для монсеньора д’Отона комнату хозяина, ту, что находится в южном крыле.
Девчушка что-то пролепетала и стремительно выбежала из зала, неумело сделав реверанс.
— Она не слишком умная, зато верная, — извиняющимся тоном сказала Аньес.
— В отличие от этой Мабиль, не правда ли?
В ответ Аньес печально улыбнулась.
— Я корю себя, мадам, за то, что причинил вам столько беспокойства. Боюсь, мой визит затянулся. Я уеду завтра на рассвете. Прошу вас, окажите мне милость, не провожайте меня. Лошадь оседлает один из ваших слуг.
— А я, мсье, признательна вам за то редкое и слишком короткое удовольствие, которое вы мне доставили. Вечера в Суарси тянутся так долго, а ваше присутствие прогнало угнетающую скуку.
Артюс пристально посмотрел на Аньес, желая, чтобы учтивые слова были большим, чем формулой безукоризненной вежливости.
Менее чем через час Артюс устраивался в своих покоях, бывшей комнате Гуго де Суарси, которую Аделина приготовила для него с маниакальной тщательностью. Служанка даже разожгла в камине огонь, несмотря на теплую ночь. Он подошел к металлическим башенкам [75] , защищавшим свечи, чтобы задуть их. Количество свечей доказывало, что они были зажжены в его честь. Слишком большая роскошь для столь скромного хозяйства. Разумеется, медовые мухи поставляли воск, но, скорее всего, Аньес продавала его, а не использовала для собственных нужд. Сняв сюрко, граф вытянулся всем телом на кровати. Он не дал себе труда раздеться и даже не стал снимать сапоги. Он лежал с широко открытыми глазами, глядя в темноту.
75
Башенки — небольшие деревянные или металлические фонарики, защищавшие пламя от сквозняков и позволявшие переносить свечи.