След зверя
Шрифт:
— Да, конечно.
Едва приехав в Алансон, Никола, умевший хорошо манипулировать людьми, посвятил часть своего времени знакомству с местными могущественными и влиятельными людьми. Разумеется, не могло быть и речи, чтобы восстановить против себя графа д’Отона, друга короля. То же самое относилось и к Монжу де Брине.
— Значит, мадам де Суарси будет пользоваться существенной поддержкой, даже если она этого добьется демоническими способами? — сладким голосом спросил Флорен.
Эд понял, что
— Она всего лишь незаконнорожденная. И как же такое могло случиться, что мой отец на склоне лет признал ее!
Злобная выходка Эда заставила нескольких посетителей обернуться в их сторону. Эд понизил голос:
— Она лично почти ничем не владеет, и я сомневаюсь, что граф Артюс и мсье де Брине станут ее поддерживать, если будет доказано, что она занимается колдовством. Это люди чести и благонравия.
Эд внезапно замолчал. В его душу закралось мучительное подозрение, но обида и страсть затуманили его разум.
— Продолжайте, прошу вас, — подбодрил Эда Никола.
Слащавый голос инквизитора действовал Эду на нервы. Тем не менее он решил рискнуть:
— Наконец, и это, несомненно, самое серьезное… Сеньор инквизитор… Некогда Аньес де Суарси покровительствовала еретичке, причем она питала к ней такие дружеские чувства, что невольно задумываешься, не стала ли она сама приверженкой этого учения. К тому же она воспитывает посмертного сына этой еретички, который так предан ей, что готов отдать за нее жизнь.
Красивые губы собеседника Эда расплылись в улыбке.
— Подробности, умоляю вас… Вы заставляете меня изнемогать от нетерпения.
Фразу закончил тяжелый вздох.
— В книге часовни нет записи о родовом имени ребенка — Клемана, — а также его матери Сивиллы. Нет в ней упоминаний и о заупокойной мессе. Там также не записаны имена и общественное положение крестного отца и крестной матери. И хотя над могилой Сивиллы стоит крест, она похоронена немного в стороне от освященной земли, отведенной для захоронения челядинцев мануария.
— А вот это уже интересно, — подытожил Никола.
Ересь всегда служила идеальным предлогом для обвинения. Колдовство, если не сказать, бесовство, что было гораздо сложнее доказать, сразу же отошло на второй план.
Никола продолжал:
— Как вы того и хотите, даму будут судить за ересь и за содействие ереси. Хотите ли вы, чтобы… признаний добивались долго?
Эд не сразу понял подлинное значение этих слов. Вдруг их смысл поразил его как удар молнии, и он побелел от ужаса.
— Давайте договоримся… не может быть и речи, чтобы она…
Его голос стал еле слышным, и Никола пришлось наклониться к своему собеседнику.
—
Эти слова испортили благодушное настроение Никола. Дело становилось менее смачным. Но он утешил себя: ба, чуть позднее он найдет другие игрушки. Сейчас лучше получить деньги, которые положат начало его состоянию.
— Все будет сделано так, как вы желаете, мсье.
— А теперь мы должны уйти порознь. Не нужно, чтобы нас видели вместе.
Эд хотел остаться один, освободившись от этого обворожительного человека, присутствие которого в конце концов вызвало у него тревогу.
Никола встал и, прежде чем уйти, одарил Эда пленительной улыбкой.
Неприятное смятение, чуть раньше охватившее барона, усиливалось. Что-то было не так, в чем-то он допустил ошибку. Он сжал виски руками и залпом выпил стакан.
Как он дошел до этого? Разумеется, он хотел, чтобы Аньес ползала перед ним на коленях, чтобы она умоляла его. Он хотел наводить на нее ужас и заставить ее забыть о презрении, которое она испытывала к нему. Он хотел завладеть ее вдовьим наследством. Но до такой ли степени?
Кому первому, Мабиль или ему, пришла в голову мысль отдать Аньес в руки инквизиторского суда? Теперь он сомневался. Мабиль рассказала ему о своей встрече с монахом. Он отказался открыть свое лицо, и те несколько слов, которые он произнес, долетели до нее через грубый шерстяной капюшон искаженными. Мабиль видела только силуэт монаха. Но не он ли подсказал имя Никола Флорена и план, который сейчас начал Эда беспокоить?
Мануарий Суарси-ан-Перш,
июль 1304 года
Матильда отшвырнула платье, упавшее к подножью кровати.
— Наша юная дама, э… что такое? — захныкала Аделина, бросаясь к кровати, чтобы подобрать платье.
— Уходи, дура! Уходи немедленно из моей комнаты! Что за напасть эта тупая девица!
Аделина не заставила себя просить дважды и выбежала из покоев юной хозяйки. Она слишком хорошо знала эти нервные припадки и поэтому боялась их. Матильда уже несколько раз била ее по щекам, а однажды без малейших колебаний бросила в нее свою щетку для волос.