Следопыт

Авдеенко Александр Остапович

Смолин перестал стрелять и приготовился для решающего броска вперед. Верил он в быстроту и ловкость Бурдина, но и не собирался ждать, пока тот в одиночку одолеет врага.

Бурдин поднялся, выскочил из канавы и стремительно побежал по горбу дороги, залитому ослепительным солнцем. Парашютист взмахнул рукой и бросил гранату. Она упала в двух шагах от Бурдина. Солдат рванулся, чтобы поднять и швырнуть ее обратно. Ему не хватило одной-единственной секунды. Взрыв опрокинул его на спину. Сотни осколков вонзились в него. Не закричал Леша,

не застонал. Даже взглядом не успел попрощаться с жизнью.

Смолин вскочил в то же самое мгновение, когда парашютист метнул гранату. Бежал и ясно видел темно-зеленую, поделенную на квадратики металлическую дыньку, начиненную взрывчаткой. Хотел помочь товарищу и не мог. Видел, как Леша рухнул на землю. Хотел броситься к нему, но и этого сделать не мог. Некогда. Нельзя.

Парашютист уже бежал к лесу.

Догнать! Схватить! Живым!

Смолин бросился в погоню. Силы оставляли его. Ноги с трудом отрывались от земли. Грудь полна ветра, мокроты — дышать нечем. Глаза застилал туман.

Но и парашютист выбился из сил. Расстояние между ним и следопытом неуклонно сокращалось. Не так быстро, как хотел Смолин, но все-таки сокращалось… Собака уже не только слышала, чувствовала своего врага, но и видела. Рычала, визжала, взвивалась на задние лапы, хрипела. Она мчалась впереди Смолина и тащила его на буксире на всю длину поводка. Если он сбросит петлю с руки, Аргон увеличит скорость, догонит убегающего, вскочит ему на спину, вцепится зубами в горло.

Велик соблазн, но Смолин удержался. Рано! Опасно! Слишком большая дистанция. Не успеет Аргон сделать свое дело. Уложит парашютист его автоматной очередью.

Смолин преследовал врага, не открывая огня. Тот тоже не стрелял. Мало патронов? Или не опасается пули, поняв, что пограничник хочет взять его непременно живым?

Широкая темная спина, обтянутая пятнистой, грязно-зеленой непромокаемой курткой, медленно приближалась. На метр. Еще на метр. На три. На пять. Вот, теперь пора! В самый раз. Смолин бросил поводок. Аргон галопом устремился вперед. Парашютист повернулся, вскинул автомат, дал длинную, наугад очередь. Расстрелял до конца обойму — и напрасно. Слишком высоко взял. Ни одна пуля не попала в собаку: она оказалась в мертвом пространстве.

Аргон был уже в двух шагах от диверсанта. Еще мгновение, и он оседлает его. Но противник обладал молниеносной сообразительностью. В тот момент, когда Аргон с оскаленной пастью, разбрызгивая слюну, отделился в прыжке от земли, он ударил его ногой в живот. Собака упала и завизжала.

Смолин остался с парашютистом один на один. Лицом к лицу. Какое-то мгновение, десятую долю секунды, может быть и того меньше, они неподвижно стояли друг против друга. Оба были на исходе сил, тяжело дышали. Оба бесстрашные, яростно ненавидящие, готовые умереть, но не сдаться.

В это

мгновение Смолин успел увидеть противника с ног до головы и почувствовать в нем своего возможного убийцу.

Рослый, поджарый, с железными мускулами, лет тридцати. Крупная, лобастая, как у быка, голова. Брови черные, сросшиеся на переносице, а под ними — глубокие, налитые кровью глаза. На поясе граната. Пустой патронный ранец. Пистолетная кобура. Заплечная сумка.

— Ну, вот и все, отвоевался, — сказал Смолин. — Благодари бога, что уцелел. Руки вверх!

Он знал, что эти слова лишние. Произнес их для очистки совести.

Быстро, молча, не сводя с пограничника злобных глаз, парашютист взмахнул автоматом. Целил прикладом в голову. Промахнулся и подставил себя под удар. Смолин изо всех сил саданул его кулаком по каменному лбу, но с ног не свалил, как рассчитывал.

Мужик рычал, ругался и доставал из-за пазухи гранату. Себя готов взорвать вместе с пограничником. Смолин поймал руку диверсанта, зажал ее под мышкой, вывернул так, что кости затрещали. Граната упала на землю. Смолин подхватил ее и метнул подальше, на обочину дороги. Там она и взорвалась. Парашютист воспользовался выгодным для себя моментом, ударил Смолина ногой в живот, навалился и стал молотить кулаками по голове, лицу, куда придется, а потом и душить.

Смолин и теперь не может понять, откуда у него взялись силы выдержать эту схватку. Не помнит, каким чудом удалось ему сбросить с себя убийцу, подняться на ноги и продолжать борьбу.

Ну и денек! Мало того, что Смолину пришлось пробежать около тридцати километров, потерять товарища, так еще и рукопашная. Здорово дрался детина. Живого места не осталось на Смолине. Голова проломлена. Руки покусаны. Глаза подбиты, затекли. Волосы на макушке вырваны. Лицо исцарапано, ухо надорвано.

Если бы не подоспела поисковая группа, неизвестно, чем бы закончился поединок.

Связанный по рукам и ногам, бандит лежал в канаве.

Лежал и Смолин. Руки и ноги свободны, а пошевелить ими нет сил. И голову поднять невозможно. Гудит, как трансформатор. Во рту огонь полыхает. Пьет, пьет и не может залить пожар. Тут же рядом, и не в лучшем положении, Аргон. Ему все еще больно, он все еще постанывает.

— Вставай, старшина! Начальник войск едет, — сказал встревоженно какой-то солдат, наклонившись над Смолиным.

Смолин приподнял голову и сейчас же опустил ее.

— Слыхал, старшина, чего я сказал? Машина генерала Гребенника выскочила из леса. Сюда идет. Вставай, докладывай!

Букреев и Непорожний подхватили Смолина, поставили на ноги. Не упал. Качается, но стоит. Плохо, почти ничего не видит, но смотрит.

Начальник войск выскочил из машины. Смолин попытался докладывать по всей форме, но Гребенник молча прижал его к груди. И не отпускал. Благодарил. Гордился.

Все, что надо, было сказано без единого слова.

— Товарищ генерал, Леша Бурдин убит.