Следователь по особо важным делам
Шрифт:
— Крылатовское дело знаю в общих чертах, — сказал прокурор. — За всем не уследишь. Вам надо поговорить с замначальника следственного отдела Кукуевым. Он в курсе. А с человеком, хорошо знающим дело, увы, не встретитесь.
— Со следователем?
— С ним. Уволился. Поступил в аспирантуру.
Прокурор вызвал замначальника следственного отдела и представил меня. Мы отправились в его кабинет.
— Что это вы решили вернуться к самоубийству Залесской? — спросил Кукуев.
— Поступил сигнал. — Я рассказал о письме Мурзина.
— Если
— Знаю, — кивнул я, — Работал в прокуратуре области.
— Значит, бывали в нашей шкуре?
— Семь лет…
В его словах послышались доверительные нотки:
— Свой, выходит… Это хорошо. Должен понять. Скажем прямо, деля-то расследовано добросовестно. Парень теоретически подкован. Плохого, наверное, в аспирантуру не приняли бы, да ещё в Ленинградский университет. Так я говорю или нет? — Я пожал плечами. — Аспирантура, она требует… — он постучал пальцем по лбу.
— Требует, — согласился я.
— Вот именно. — Он посмотрел на меня долгим взглядом, вздохнул. Как бы согласился: хочешь не хочешь, от тебя, видимо, не отвертеться.
Я его понял. И предложил мировую:
— Возможно, понадобится ваша помощь.
— Группу создавать не будем, — сказал он твёрдо. — Людей нет.
— Ив управлении внутренних дел?
— Это — ради бога. — Кукуев взялся за телефон.
— Одна только просьба. Кого-нибудь из тех, кто уже принимал участие в следствии… Все-таки в курсе дела.
Он кивнул:
— Ладно, организуем. Старший лейтенат Ищенко.
Двадцать лет в угрозыске. Хороший работник. Пойдёт?
Я прикинул в голове — лет сорок — сорок пять. Опытный, наверное. Во всяком случае, учить не придётся.
— Пойдёт. Из местных?
— Нет. Но вы на это не смотрите. Край знает как свои пять пальцев…
Наверное, рыболов или охотник, подумал я. Обычно именно они хорошо знают местность.
В УВД края ответили, что Ищенко в командировке.
— С чего думаете начать? — спросил замначальника следственного отдела.
— Поеду в совхоз.
— Правильно, — одобрил он, — езжайте. Работайте. Может, и мы у вас кое-чему поучимся. — В его последних словах промелькнула едва уловимая ирония. — А Ищенко догонит. Это мы обеспечим, — закончил он.
Уладив в Барнауле ещё несколько дел, я вылетел в тот же день в Североозерск.
Кукуев сам проводил меня в аэропорт. Пожелал успеха. На этот раз без иронии. Хотя положение его, прямо скажем, было щекотливое. Дело согласился прекратить именно он. И если моё расследование опровергнет результаты предыдущего, неприятностей не оберёшься.
Правда, наперёд не угадаешь. Я тоже могу не найти ничего нового. Могу и ошибиться. Все мы люди, как говорится…
Человек,
Это значит, что кто-то из моих коллег потерпел неудачу. Преступник оказался хитрее, или ему здорово помогли обстоятельства…
Конечно, когда я летел в Североозерск на тихоходном Ан-2, у меня и в мыслях не было, так сказать, программировать на всякий случай возможную неудачу.
Собственно, я себе ещё и не представлял людей, с которыми столкнусь во время расследования. Ведь через них, их поступки, поведение ищешь истину.
Но одно я чувствовал. И это не мистика и не шестое чувство. Я даже не знаю что. У меня пропадала уверенность в том, что следователь, занимавшийся раньше делом о самоубийстве в Крылатом, поставил все точки над i. Мне вспомнился совет Ивана Васильевича: вести дело так, словно не было до меня никакого расследования. Но я и в самом деле не забывал о том, что оно было.
Выходило, что Залесская покончила с собой в результате угрызений совести или боязни разоблачения в измене.
Не бог весть какая редкая причина. Вину во всем она брала на себя.
Но может быть, её довели до самоубийства? Тогда это преступление. Тяжкое л сурово наказуемое. В принципе следователь шёл по правильному пути. Он расследовал именно эту линию. Но, внимательно изучив все материалы, я чувствовал, что мой предшественник, возможно несознательно, доказывал версию, изложенную в предсмертном письме самой Залесской.
Мне самому случалось встречаться с подобными случаями: с первых шагов факты до того завораживают, что отделаться от их убедительности или непреложности стоит огромного труда. Помимо этого, увы, кое-где проступали следы спешки. Пусть едва-едва заметно. Я их видел…
Ещё. Очевидцев происшествия не было. В таком случае проверка версии убийства, по-моему, обязательн-а. Как бы невероятно это ни выглядело… Любое невероятное может оказаться вполне вероятным, что нередко случается в нашей профессии, берущей начало чуть ли не в Древнем Риме…
Ещё Цицерон заявлял: «Даже честные граждане, не смущаясь, прибегают к подлогу».
Опять же — письмо директора совхоза Мурзина. Уверен, забот и хлопот у него, как говорится, полон рот. И если этот занятый человек, депутат Верховного Совета республики, берет на себя смелость и, что очень важно, ответственность обращаться к прокурору Российской Федерации с просьбой пересмотреть прекращённое дело, тут уж действительно стоит о чем задуматься.
И пишет он не только от своего имени. Видимо, общественность совхоза тоже хочет разобраться в этой трагической истории.