Следствие считать открытым
Шрифт:
Мы скакали долго. Вдоль тракта, как в гигантском калейдоскопе, мелькали похожие друг на друга утопавшие в снегу деревни, села, хутора, а вокруг нас ровной, ослепительно белой простыней раскинулись поля. Дорога была пуста и безлюдна, редкие сельские обитатели, едва завидев наш маленький отряд, быстро и бесследно исчезали.
Во второй половине дня мы въехали в предгорья. Местность разительно изменилась — равнины остались позади, теперь дорога петляла между холмами, заросшими непролазным ельником. Крупные поселения встречались все реже — землепашец в этих скудных краях мог и не дотянуть до следующей весны, поэтому обитатели предгорий в основном промышляли охотой и рубкой леса. Хотя в многочисленных горных долинах Фацении хватало незанятых пахотных земель, но свободные
Тем временем лес становился все гуще и все ближе подступал к дороге, которая уже превратилась в едва заметную тропинку.
— И это — торговый тракт? Мы, случаем, не сбились с пути? — спросил я Таниуса, который уверенно вел нас просветами между разлапистыми елями.
— Главный путь проходит в распадке, но в конце зимы он обычно заметен слоем снега высотой с крепостную стену. Мы бы потеряли много времени, проверяя его проходимость, и все равно вернулись бы на верхнюю дорогу. В конце концов все тропы в лесу рано или поздно выведут путника к жилью.
«Хорошо, если это жилье — людское, а не звериное…» — подумал я, но промолчал. На этот раз нам повезло — холмы расступились, и в небольшой лощине обнаружилась деревня, окруженная частоколом.
— Эта — последняя. Дальше пойдут горы, и жилья не будет до самого Эсвистранна. Посмотрите на перевал — нам как раз туда, — махнул рукой Таниус.
Картина увиденного впечатляла — узкий разлом с отвесными стенами врезался в скалы и заканчивался голой седловиной между двумя заснеженными вершинами.
— Это — Харахур, ущелье Мертвого Волка, а две нависшие над ним горы называются Волк и Волчиха, — сказал Таниус, направив коня к постоялому двору на окраине, на вывеске которого был опять же изображен оскалившийся белый зверь с красными глазами и надписью на боку «Вмерзший Волк».
Местных завсегдатаев в трактире было — раз-два и обчелся, да и те не желали с нами разговаривать. Пронырливый держатель «Волка» начал было жаловаться на острую нехватку продовольствия, денег, постояльцев, да и вообще на тяжкую жизнь, определенно набивая цену. Но когда Таниус отстегнул и выразительно грохнул на стол свой огромный двуручный меч, хозяин сразу переменился в лице и заметался, стараясь услужить всем сразу.
— Любезный, что означает название вашего заведения? — спросил я, уплетая за обе щеки жареную горную куропатку.
— Так вы еще не слышали нашу знаменитую легенду? — воскликнул кабатчик, почуяв во мне внимательного слушателя. — Эта история случилась в старобытные времена, когда наши предки впервые пришли в эти дикие, безлюдные земли. Времена тогда были голодные, и промышлявшие дичь охотники, отправившись в ущелье, не нашли там ничего, кроме волчьего логова с маленькими волчатами и волчицей. Оголодавшие люди забили и мать, и ее щенят, а потом в окрестностях Харахура появился огромный волчара и стал утаскивать детей. Много раз на волка делали засады и облавы, но все было без толку — дети продолжали пропадать, и слух об ужасном создании распространился по всем долинам. И тогда убить волка вызвался сам Седой Охотник — великий герой древности, выходивший на любого зверя только с одним ножом и неизменно побеждавший. Устав от бесконечных побед, Охотник искал достойного противника — самого хитрого и умного зверя в горах. И он нашел его в нашем краю. Девять дней Охотник выслеживал волка и наконец на десятый день загнал его в ущелье, где и схватился с ним один на один. День и ночь бились человек и зверь, день и ночь дрожала земля и сотрясались горы, словно воплощенные Зло и Добро решили выяснить той схваткой, кто из них сильнее.
— Все это байки, дядька их сам и придумывает от скуки, чтобы людей путать, — пробасил сидящий за соседним столом великовозрастный детина, лицом неуловимо схожий с хозяином.
— Байки, говоришь? — усмехнулся кабатчик. — Прошлой осенью, в то время как ты охотился в горах, произошел совершенно правдивый случай. Один зеленодольский купчишка отстал от своего каравана и поехал через Харахур в одиночку. Стояла черная безлунная ночь, глухо и тревожно выл ветер, безжалостно срывая с деревьев остатки увядшей листвы. Дрожавший от холода и испуга купец то и дело прикладывался к фляге и непрестанно погонял тревожно фыркавшую лошадь. Вдруг за очередным поворотом на тропе прямо из воздуха возник огромный белый волк с горящими глазами. Конь остановился как вкопанный, дико заржал, воспрянул на дыбы, скинув несчастного седока, и галопом унесся прочь. А чудище подошло к еле дышащему от страха купцу, внимательно посмотрело ему в глаза и внезапно заблеяло дурным голосом. Вот тут-то наш герой окончательно лишился чувств. Поутру он прибежал в нашу деревню, и вид у бедолаги был такой, будто он только что с того света вернулся. Ни его лошадь, ни тюки с товарами потом так и не нашли…
— Да-а… — многозначительно протянул дядюшкин племянник. — Увидеть безлунной ночью в темном ущелье белого волка и в самом деле можно только спьяну. По-моему, твой купец попросту накачался перегоном до такой степени, что свалился с коня и при этом последние мозги себе отшиб. Я через ущелье на плато часто хаживал, но никогда ничего необычного не видел. Что правда, так то волки в здешних краях Расплодились сверх меры, вона какие ограды ставим, и все Равно скотина пропадает.
— Путь на плато еще свободен? — спросил Таниус. — Мы как раз туда и едем.
— Безумцы! Вы гляньте — оттепель на дворе, со дня на день лавины пойдут. Отсюда никто в ущелье не суется, да и с той стороны, почитай, уж месяц никто не приходил. Пропадете ни за грош!
— Но лавина-то еще не сошла! — ехидно поддел племянник дядюшку. — Дорога ровная, до вечера к перевалу доберетесь. Ветерком проскочите! — Я заметил, как он подмигнул кабатчику, и тот слегка кивнул в ответ.
— Вообще-то он прав… Да и снег еще не успел сильно подтаять. Можно пройти, да… — как бы убеждая самого себя, негромко произнес кабатчик, скосив глаза на притолоку.
— Если можно, значит — пройдем, — резко бросил капитан Фрай, направляясь к выходу.
Мы покинули трактир, все еще находясь под гнетущим впечатлением услышанного. Перспектива попасть под лавину оказалась вполне вероятной — кому, как не нам, горцам, понимать всю опасность этого страшного бедствия?
— Лукавят, подлецы, — оглядываясь на утопавшую в сугробах деревушку, выразил нашу общую мысль Таниус, когда мы уже выехали на тракт. — Уверен, они обчищают трупы погибших под лавиной, когда снег растает. Но для нас теперь иного пути нет… — сказал он, бросив взгляд на распадок.
Я тоже посмотрел туда и увидел вдалеке какое-то мутное пятно. Однако Таниус ничего объяснять не стал, да и Штырь недоуменно пожал плечами. Чего-то они недоговаривают.
Миновав несколько лесистых холмов, мы въехали в устье ущелья, заваленное снегом высотой в человеческий рост,
— До перевала — ни слова, ни звука. Лошадей не беспокоить — сохрани нас Небеса, если кто-то из них заржет сдуру, — сказал Таниус и влетел в снежную зыбь, пробивая нам дорогу. По мере продвижения, точнее — проползания, толщина сугроба уменьшалась, а через несколько сотен шагов тракт пошел на подъем, и там уже снег едва покрывал камни на дороге.