Следствие ведут вампир и дроу
Шрифт:
– Разве не ты меня убил, Морэлл?
– спросил звонкий голосочек, на галерее стояла фея.
– Виолетта, - маг нехорошо усмехнулся, растягивая губы в щелочку.
– Ты сама выбрала то, что тебя достойно! Не ты ли отказалась быть королевой всего этого?
– и он повел рукой вокруг.
– Мы бы вместе правили здесь, а не какой-то Совет недоумков.
– Кем ты хотел править Морэлл?
– фея медленно спускалась с галереи.
– Ты выпустил в этот мир монстров, которые уничтожали его, если бы не эльфы и вампиры, а потом присоединились все остальные, кем бы ты правил сейчас? Твои
– последние слова Виолетта прокричала.
– Я велик! И я бы восстановил планету быстрее, чем эти мелкие сошки!
– маг возвел руки вверх, расхохотался так, что стало жутко и щелкнул пальцами, но ничего не произошло.
– Не получается?
– спросил я.
– Ай-ай-ай, как не хорошо, нашего мальчика обидели! Моранааа!
– позвал я.
Богиня уже стояла сзади Грея.
– Да, здесь я, и шо кричать? Пошли, мой сладенький, камерка по тебе соскучилась!
– Морана говорила ласково, но смысл и так всем был понятен: из цепких лапок Мораны вряд ли кто уходил.
Грей вздрогнул при звуке голоса Моры, ее говорок точно никто не перепутает, обернулся и хлопнул в ладоши. Все затряслось и задрожало, заходило ходуном, галереи стали рушиться, люди падать. Это маг открыл портал за пределом дворца. Весь дворец дрожал, а маг жутко хохотал, это было зрелище не для слабонервных. Неожиданно все стихло. Люди стали подниматься, отряхивать свою одежду. Зал значительно пострадал, но все стояло на местах, а ремонт дело наживное. Маг опять хлопнул в ладоши, но ничего не произошло.
– Обидно да?
– спросил я.
– Монстриков не выпустили - ах, они бедные!
– послали их, всего лишь студенты, в бездну!
– и я зло сверкнув глазами и, повысив голос, сказал:
– Заклинаю тебя, Морэлл Грей, никогда больше ты не вернешься на эту планету и никогда больше не совершить тебе зла! За все твои злодеяния и слезы, что принес ты этой земле, лишаю тебя магии на веки вечные! Морана, он твой!
Морана все же женщина, ну что с нее возьмешь? Стоит, на Яра смотрит, красуется, Рант отвернулся, загородив собою Тана, Лант стоит поодаль, его дед чем-то отвлек, а Морелл зло смотрел на меня, сделать мне он ничего не сделает, магии я его лишил, да и не действует она тут, но он вдруг вытащил нож и метнул его в... Лантиэля. Я бы еще понял, что в меня бы он целился, но эта зверюга хотела побольнее укусить, знал зараза, что без Лана мне не жить, только уж лучше я, чем мой любимый.
И я прыгнул, успел во время собой закрыть. Как в замедленном фильме видел, как поворачивается Рант и кидает шит, но поздно, нож входит в то самое место, куда попала пуля в мое время, как успевает меня подхватить Лант и склоняется на до мной, как сверху летает фей и опускается морозная дымка, последнее, что вижу это слезы Лантиэля.
– Не плачь, любимый!
***
Темнота и где-то тихо что-то пищит, звук монотонный и меня раздражает, хочется, чтобы он замолчал, а он все пищит и пищит. С трудом разлепляю глаза, все равно не вижу, свет слишком резкий, слезы льются. Сил нет, проваливаюсь в сон.
Просыпаюсь и опять этот
– Мама...
– шепчу, а из горла какие-то звуки непонятные и рукой пытаюсь ее достать. Тут она встрепенулась:
– Димочка, сынок, - шепчет, а сама все плачет и плачет.
Не люблю я эти слезы, особенно женские.
– Не плачь, - шепчу.
Мама головой кивает, а сама все сильнее плачет, тут доктор в белом халате подошел, что-то пощелкал и этот писк противный прекратился, а мне так спать хочется, что я в сон и провалился. Несколько дней я только и делал, что спал. Приходила сестра, пыталась накормить, но мне не хотелось. Я просыпался, и всегда рядом была мама.
Через неделю мне разрешили вставать, я самостоятельно мог себя обслуживать, и первым делом полез в душ. Посмотрел на себя в зеркало, волосы отросли, почти по плечи, сколько же времени я здесь провел? Лицо худое, под глазами синяки, глаза темные, теперь, после эльфов, оказались, какими-то блеклыми, не яркими. В области сердца шов, который мне сестра обрабатывала.
Каждый день приходил Юрка, рассказывал, что происходит на работе, но я молчал, я ждал его, Лантиэля. Неужели мне все это приснилось? По ночам я лежал и думал, что и Рант, и Тан, и фей мне приснились? Так может быть, ярко, так живо? Мне не хватало рук Лана, некому было меня успокоить, к горлу подступал ком, но я не плакал, не мог, все заледенело внутри меня, остановилось, мне было все равно.
Утром приходил доктор, спрашивал - я отвечал, делал мне назначения - я молчал. Потом пришел еще один доктор, положил лист бумаги и карандаш и предложил написать свои пожелания. Все задавал вопросы, я понял, что ко мне прислали психолога. Не, Димыч, так дело не пойдет, смотришь, еще и в психушку запрячут. Доктору посоветовал завтра прийти за сочинением.
Пришел Юрка, рассказал о том, что меня представили к награде, что того олигарха все же посадили, достаточно было документов, что я собрал. А потом пожал мне руку и сказал:
– Димыч, а ведь, если бы не ты меня бы в живых не было, - сказал и ушел, тихо прикрыв дверь.
На столе осталась лежать бумага и карандаш. За окном начиналось настоящее лето, птицы пели, листва зеленая. Я бездумно вырисовывал что-то на листе бумаги. Зашла мама, через плечо посмотрела на лист бумаги, потом повернулась ко мне и сказала:
– Какой интересный молодой человек.
С листа бумаги на меня смотрел Лантиэль. С этого момента я начал рисовать, ранее за собой я не замечал такого таланта, но говорят, что после наркоза не такое бывает. Вся противоположная стена в палате была увешана портретами Лана и я, лежа на кровати, любовался любимым. Смириться с тем, что его нет, я не мог. Хотя, я и понимал, что сны могут быть яркими и почти реальными, но с потерей Лана, я примириться не хотел, может быть потом, когда-нибудь... А со стены на меня смотрел Лантиэль, пригнувшийся к рулю мотоцикла, пряди волос трепетали на ветру, поверх была повязана бандана, а на глазах - черные очки. Образ довершала широкая рубашка с воротником апаш.