Следствие ведут знатоки
Шрифт:
— Хочу услышать, были или не были вы с Федотовым в Калинине.
— Нет!
— Зря. Неподалеку от вокзала буфет. Вы посетили его вместе. А через час буфетчица наблюдала, как Федотова сажали в «скорую». Про вашу фотографию она сказала: с этим мужчиной пил тот, который вдруг спятил.
— Ну
Проникающее ранение. Скулы выперли, лоб мокрый. Знаменский улыбнулся.
— Вот и я ломал голову: черт дери, что это значит? Вы однажды поинтересовались, почему я взял отсрочку. Теперь могу ответить: почти ни по чему. Единственный миг, когда вы были искренни на допросе — разговор о Москве белокаменной помните?
Это не по программе. Маленькая откровенность себе в удовольствие.
— Нет, не помню! — все еще греб против течения бродяга. — Вы доказали, что я врал! Ну, врал, признаю. Но теперь уже какие-то фантазии и сотрясение воздуха!
— Хорошо, перейдем на почву фактов. Зиночка, можешь.
На ней кульминация.
— Вы владеете иностранными языками?
— Ну… в школе учил.
— В школе мы все учили. В данном случае это не в счет.
— А какой же особый данный случай?
— Были исследованы образцы вашего почерка. Вывод экспертизы такой: в тех сочетаниях штрихов, которые характерны только для русских букв, наблюдается значительно меньшая твердость и уверенность, чем в написании букв, общих для русского и латинского алфавита.
— Чудеса!
— Больше вам сказать нечего?
— Ошибочка какая-нибудь.
Руки тискают одна другую. Они пусты, а привыкли к оружию.
— Есть и вторая
Как он мечется внутри себя, ища лазейку. А рот открывает скупо, чтобы не выпустить рык, скопившийся в горле.
— Гражданин следователь, я лечил зубы у армянина-репатрианта… Возможно, он привез состав с собой.
— Где он живет?
— Жил в Ташкенте.
— Вероятно, в эпицентре? — почти ласково заметил Знаменский. — И дом разрушен землетрясением, а репатриант погиб?
— К чему вы все клоните?!
— Да разве неясно?
Бродяга вскочил.
— Нахалку шьешь, начальник?! Чернуху лепишь?!
Громко рявкнул. Епиш-епи-епи… — отозвались эхом гулкие стены.
— Обойдемся без шума, — обыденно сказал мужчина с военной выправкой. — Вас перебросили 21 октября, не так ли?
Бродяга метнулся к Знаменскому, воззвал:
— Дайте собраться с мыслями! Я все объясню!
— Но уже не мне, а следователю КГБ. Я, наверно, не услышу вашего подлинного имени, не узнаю, как оно пишется и на каком языке. И не жалею. Меня интересует одно: химическая формула яда, который вы ввели Федотову. Чтобы спасти его… Мы уходим, товарищ подполковник?
Вот и все. Теперь тут хозяин — подполковник.
Их работа кончена.
Будут многие дела. Но такое не повторится. И еще годы спустя они станут спрашивать друг друга: «А помнишь?..» И изумляться, потому что кто же всерьез верит в шпионов?