Следствием установлено…
Шрифт:
— И чего же мне теперь делать? — спросила она, заискивающе глядя в глаза Вершинину.
— С ребятами поменьше в подъездах отираться, а то еще принесешь мамаше в подоле подарок, — не утерпел и вмешался инспектор.
— Да замолчи ты, Пантелеев, — взвилась та. — Поживи с моей мамашей в одной комнате, тогда узнаешь, где лучше.
Вершинин взглядом остановил его. Пантелеев вскочил и вышел, хлопнув дверью.
— Ишь, — Нинка бросила неприязненный взгляд вслед Пантелееву, — долдонят одно и то же и долдонят, словно я маленькая. Захочу и в подоле принесу.
— Напускаешь на себя много,
Плечи девочки поникли, стали еще острее, из тщедушной груди вырвался всхлип:
— Вы… вы… думаете, мне уж очень нравится… по вокзалам? А побудьте хоть денек у меня дома — узнаете, где лучше.
«С ней надо решать, — раздумывал Вершинин, тихонько поглаживая ее по голове, — и решать быстрее. Опекуна, что ли, назначить, а мамашу лишить родительских прав? Посоветуюсь у себя, но так девчонку оставлять нельзя. Пропадет».
— Ну ладно, Ниночка, успокойся. Я постараюсь помочь тебе в самое кратчайшее время, только сама для себя твердо реши, что дальше так нельзя. Всю жизнь на вокзале не проведешь. Пойми же, наконец.
Она подняла голову и доверчиво, по-детски, улыбнулась ему.
— У меня к тебе есть еще одно дело, — сказал Вячеслав, когда она успокоилась. — Ты Шестакова знаешь?
— Шестакова? Кто это такой?
— Ханыга. Так его ребята называют.
Нина скривилась с отвращением:
— Который перышко в бок получил? Васька? Руки всегда тянул, куда не положено.
— Вот, вот. Тот самый. Вспомни, пожалуйста, когда ты видела его последний раз?
— Когда? — она наморщила лоб. — Да, наверно, перед тем, как его уделали.
— Приблизительно за сколько времени до убийства?
Девушка насторожилась. Слово «убийство» резануло ее слух. Она испытующе посмотрела на Вершинина, и он понял, что допустил ошибку. В ее представлении «перышко в бок», «уделали» выглядело несерьезным, а слово «убийство» разом снимало шутки.
— Мы выясняем подробности ссоры между ребятами, — сказал безразличным тоном Вячеслав. — Они ведь любят подраться.
— Тот день мне назвать трудно, запомнила только, что ребята говорили о какой-то драке с Ханыгой. Вроде порезали его там.
— Может, расскажешь поподробней?
— Пришла я тогда на вокзал часов в девять вечера, — вяло начала она. — Поднялась на второй этаж в зал ожидания. Встретила там Тольку Куцова. Посидели с ним на скамейке, поговорили, затем спустились вниз, у касс походили. Вижу, Васька Ханыга идет. Пьяный, как обычно. Он меня увидел и сразу за руки хватать стал. «Пойдем, — говорит, — за пути, потолкуем». Но я не пошла, я Витьку своего не обману, да и противный больно Ханыга-то. Вырвала я руку и говорю: «Отцепись, иди своей дорогой». Он сразу с угрозой: «Я тебе, дрянь, фонари выдавлю». Я в сторону, люди стали на нас оглядываться, милиционер вдалеке показался. Ханыга тогда сразу удрал.
— И все? — упавшим голосом спросил Вершинин. — А после, после ты его встречала?
Она отрицательно качнула головой:
— Больше не
— Ребята потом тоже по вокзалу рыскали, спрашивали, может и нашли.
— Какие ребята? — оживился Вячеслав.
— Там один, — неопределенно отозвалась она и насупилась.
— Нина, ты должна мне помочь. Мне надо знать, из-за чего произошла драка между ребятами, вот я и терзаю тебя расспросами. Ведь не из простого любопытства. Может, парень этот как раз и знает о Шестакове.
— Мы с ним когда-то на одной площадке жили, — опять уклонилась от ответа она, — затем вдруг решительно добавила. — Вадька его зовут, фамилия Субботин. Он и спрашивал Ханыгу. Только вы не подумайте плохого. Я Вадьку спросила, зачем ему Ханыга. Он сказал, что перчатки у него какие-то хочет взять.
Сердце у Вячеслава екнуло. Он подался вперед.
— Перчатки? Какие перчатки? Он был без перчаток?
— Откуда мне знать, смотрела, что ли? Выпивши был, это точно.
— А на голове, на голове? Шапка была?
— Шапка? По-моему… была. Да, точно была.
— Ну хорошо. А дальше?
— Потом Вадька убежал, а я походила еще по вокзалу, но Витьку не встретила и ушла домой. Мамаша, помню, в тот вечер раздобрилась. Получку получила как раз, торт даже купила. И пол-литра.
— Ей зарплату в какие дни выдают?
— Третьего и восемнадцатого каждого месяца.
— Значит, ты и Ханыгу и Вадьку последний раз встретила в одно из этих чисел?
— Точно. Только сейчас не помню, в какое из них. И потом Вадьку я еще два раза видела, но мельком.
Вершинин оставил Нину в кабинете, а сам ринулся искать Стрельникова. В коридоре он едва не сбил с ног Пантелеева.
— Где капитан? — бросил он на ходу.
— Минут десять как появился. У себя сейчас.
Вячеслав буквально влетел в кабинет Стрельникова.
— У меня важные новости, старик, — бросил он и коротко пересказал содержание разговора с Ниной.
— Ты считаешь, убийство мог совершить Субботин? — с волнением спросил Стрельников.
— Перчатки. Ты вспомни о перчатках. Ведь Шестаков отобрал у одного из пьяных парней перчатки. Им вполне мог оказаться Субботин. А если это так — вот тебе и повод для убийства. Повод, правда, незначительный, но все-таки повод. Субботин разыскивал Шестакова, пьяный, возбужденный. И по времени совпадает, и число сходится…
— Субботин, Субботин… — глядя куда-то в пространство, задумчиво проговорил Стрельников. — Моя память не запечатлела такой фамилии… Краюхин, — сказал он по внутреннему телефону. — Свяжись с инспекцией по делам несовершеннолетних. Пусть дадут справку на Субботина, Вадима Субботина.
Через десять минут дежурный по отделу Краюхин принес продиктованные ему по телефону данные.
«Субботин Вадим Евгеньевич 196… года рождения, учащийся ГПТУ № 6, кличка «Джентльмен», «Мен». Состоял на учете в инспекции по делам несовершеннолетних два года. Проявлял склонность к употреблению спиртных напитков и мелким правонарушениям. Рассматривался на комиссии по делам несовершеннолетних за вымогательство мелких денег у младших по возрасту ребят. Впоследствии изменил поведение к лучшему. Три месяца назад снят с учета по достижении совершеннолетия и выбыл в город Н.».