Следующий год в Гаване
Шрифт:
Перед тем как ступить на лестницу, мы одновременно разуваемся. Несмотря на то, что сегодня тепло, ногами я ощущаю холодный мрамор. Луна бросает на ступеньки лучи серебристого света. Мы замираем, когда слышим звуки, доносящиеся со стороны кухни и распространяющиеся по всему дому.
Неужели одна ночь свободы стоит того, чтобы так рисковать? Какое наказание нас ждет?
На какое-то время нас вышлют из города. Заставят посещать чаепития и обеды, вечеринки, на которых сын одного из деловых партнеров нашего отца будет сменять сына другого. Иными словами, обычная жизнь.
Они сейчас воюют
Для кубинцев наступило странное время – мы чувствовали, что что-то происходит, мы слышали грохот, но продолжали жить так, будто все идет своим чередом. Еще более странное время наступило для кубинских женщин – у нас появилось право голоса, но какой смысл в голосовании, когда результаты выборов предрешены? Женщины нашей семьи учатся в лучших школах, растут в окружении преподавателей, каждый из которых изрядно от нас натерпелся, особенно от Беатрис. Но женщины семьи Перес не должны работать, как бы им этого ни хотелось. Мы – бесполезные птицы, сидящие в золотой клетке, пока наши землячки служат в правительстве, а некоторые даже затевают революцию. Времена изменились на нашем маленьком острове. Небольшой костер превратился в огромное пламя, охватившее всю Кубу, между тем наши поместья – словно преграда на пути модернизации, перемен и свободы.
Вот почему мы время от времени совершаем чрезвычайно глупые поступки – например, тайком выбираемся из дома глубокой ночью. Когда стоишь рядом с пламенем, пожирающим все вокруг тебя, искры от огня обязательно попадут на подол твоей юбки.
Мы добираемся до входной двери, один раз останавливаясь, чтобы пропустить служанку, которая завершает свои ночные обязанности, напевая себе под нос какую-то песенку. Как только горничная заканчивает вытирать пыль со стола в прихожей, Изабель выходит первой, а я иду следом и, поморщившись, закрываю за собой тяжелую входную дверь. Я снова надеваю мамины туфли и замираю при виде Беатрис, которая стоит, прислонившись к своему кабриолету.
Ее платье выглядит так, словно оно нарисовано на ее роскошном теле. Я не знаю, где она его купила или где прятала, но такое платье надевают, когда хотят устроить скандал. Беатрис в этом поднаторела.
Из всех дочерей Эмилио Переса Беатрис самая эпатажная. Она просто обожает ходить по острию ножа. Спорит с нашими родителями о поступлении в университет, хочет изучать право, цитирует философов и радикалов. Именно она настояла на том, чтобы мы улизнули сегодня ночью.
– Ну что, вы готовы? – спрашивает Беатрис. Ее взгляд скользит по мне. Она не говорит ни слова, и я немного расслабляюсь. Элегантный вкус Беатрис признают все в Гаване.
– Я думала, мы говорили о благоразумии, – ворчит Изабель рядом со мной. – Не очень-то благоразумно с твоей стороны припарковать свою машину перед
– Никто ничего не скажет, – усмехается Беатрис. – Они слишком боятся нашу маму, чтобы обсуждать эту тему.
Отец управляет своим бизнесом, но мать управляет нашим домом твердой рукой, усыпанной драгоценными камнями.
– Ты слишком беспечна, – парирует Изабель.
Я отключаюсь от их перебранки – это обычное дело для нас. Мой взгляд скользит по высоким каменным стенам и останавливается на доме моей лучшей подруги Анны. Я считаю окна так, как делала уже много лет, пока не добираюсь до второго этажа и не останавливаюсь на третьем. В ее спальне горит свет…
– Элиза!
Изабель садится на заднее сиденье машины и машет мне рукой, в то время как Беатрис, несмотря на свое тесное, сковывающее движения платье, проскальзывает на водительское место.
Я отправляюсь в ночь вслед за сестрами.
Вечеринка проходит в доме в Ведадо, в нескольких кварталах от университета Гаваны. Хозяин дома – друг Альберто – молодого человека Изабель. Беатрис выбирает место для парковки, и как только она останавливается, мы выходим из машины. Я иду следом за ней и Изабель. Гости выходят из дома на улицу, а сам дом, наполненный шумом и музыкой, сотрясается от смеха.
Он представляет собой довольно симпатичное двухэтажное строение, выкрашенное в чистый белый цвет. На втором этаже есть балкон, на который выходит все больше гостей. С первого взгляда становится понятно, что мы перестарались с нарядами. В этом нет никаких сомнений. С таким же успехом мы могли бы просто объявить всем присутствующим, что мы не отсюда, что мы из другой части города. Наша главная задача сегодня – остаться неузнанными; наши имена и лица довольно хорошо известны, но я сомневаюсь, что те, кто пришел сюда сегодня, проводят много времени за чтением светской хроники в Диарио-де-ла-Марина.
Беатрис пробирается сквозь толпу, покачивая бедрами. Очевидно – она вышла на охоту. Она так настаивала на том, чтобы мы приехали сюда сегодня вечером, что мне начинает казаться, что Изабель – не единственная, кто встречается с мужчиной, которого не вполне одобряют наши родители. С другой стороны, если бы Беатрис встречалась с кем-то неподходящим, она бы ни за что не стала держать это в тайне. Наоборот, она бы с гордостью всем его представила и усадила бы за большой обеденный стол – его наша мама привезла из Парижа, чтобы посоревноваться со своей конкуренткой и по совместительству лучшей подругой, которая свой обеденный стол привезла из Англии.
Из проигрывателя доносится мелодия Бенни Море, там и тут я вижу танцующие пары. Дистанция между телами чуть меньше, чем это принято на официальных вечерах, которые организует наша мама, руки танцующих спускаются чуть ниже, пальцы сжимают ткань, щеки прижаты друг к другу. Женщины танцуют с той свободой, которую я жажду, их бедра изгибаются, их движения не оставляют сомнений в том, что эти женщины вовсе не стесняются той женственности, которой наградил их Бог. Воздух переполнен страстями, они проникают во все щели и углы, прячутся за сцепленными руками, парят над склоненными головами. Это просто какое-то безумие, от которого нет спасения.