Следы на облаках. Том 1
Шрифт:
Ещё звонили из торгового центра «Моя планета», просили больше экземпляров журнала для распространения в рамках нашего договора. Вот жульё! Хотят треть тиража заграбастать даром, – знают, что люди за три дня всё разберут. Многие в их «Планету» для того только и ходят.
В общем, отвлеклась. Но к вечеру в офис вернулся наш Математик – так мои лоботрясы прозвали курьера Сашу, потому что он учится на кафедре математического моделирования, и вообще, немного не от мира сего. Ещё с утра я просила его забрать содержимое загадочной ячейки.
Когда маленькая аккуратная коробочка стояла передо мной
– Ольга Марковна, я вам ещё нужна?
– А что такое?
– У меня студия через полчаса, – осторожно напомнила Маша. – Сегодня последний прогон.
– Что, уже? Ты говорила вроде спектакль через месяц.
– Месяц прошёл, Ольга Марковна.
– Правда?
Надо же, как быстро. А вроде только вчера она с энтузиазмом рассказывала о роли, которую ей дали в любительском театре «Астрэль». Теперь почти каждый день канючит, хочет сама написать статью о премьере. Не знаю, может, и соглашусь.
– Так я пойду?
– А? Да, иди, Маша.
Когда возбуждённый Машин щебет затих где-то у лифта, я вскрыла коробочку. Ничего зловещего, как я себе напридумывала, не случилось. Там лежала какая-то детская подвеска на серебряной цепочке. Что за ерунда? Кто это прислал? Зачем??
Повертела кулон в руках. Ну да, милая такая кошечка сидит, трогательно обернувшись хвостиком, и серьёзно так смотрит изумрудными глазками.
Что-то зацепилось за палец, и с тыльной стороны я обнаружила досадный дефект: выщербленную впадинку. И могу поклясться, что из этой крошечной впадинки как будто холодом повеяло… Жуть, одним словом! Кинула цепочку в сумку и выключила настольную лампу, собравшись тоже идти. Сегодня нет резона торчать допоздна, к тому же дома надо прибраться.
Проспекты, перекрёстки Новобержска… Кажется, уже знаешь их наизусть, а всё равно каждый раз восхищаешься величественной монументальностью сталинских зданий в старой части города. Иногда я жалею, что не купила квартиру в таком доме.
На очередном светофоре, когда я уже сворачивала в свой квартал, раздался звонок.
– Алло?
– Здравствуй, Олечка.
Голос Эммы почему-то оказался неожиданным. Честно говоря, после похорон я боялась с ней разговаривать. Они с мамой дружили миллион лет, и теперь, когда мамы не стало…
– Добрый вечер, Эмма. Как здоровье?
– Всё в порядке, дорогая. Я хотела… Знаю, уже поздно, но ты не могла бы заехать ко мне?
Эмма Елизаровна Гельд, старинная мамина подруга, хотя и старше её на пятнадцать лет, преподавала музыку в новобержском музыкальном училище, кажется, всю мою сознательную жизнь. Теперь она на пенсии, но всё равно к ней продолжают ходить ученики, потому что педагог и музыкант она от бога. Эмма выросла в интеллигентной профессорской семье, о которой не любит распространяться. Я знаю только, что у неё масса родственников, и в основном заграницей. Часто из Нью-Йорка приезжает племянник Марик, иногда один, иногда с женой и двумя дочками. Эмма очень гордится его успехами на музыкальном поприще. Марик – саксофонист в джаз-бэнде и колесит по всему миру с гастролями. Ещё краем глаза я видела несколько писем из Израиля, Германии и одно, кажется, из Польши. Эмма не рассказывает, кто все эти люди,
Вот и её дом, сталинской как раз постройки, на улице Дзержинского (и когда её уже переименуют?). Сворачиваю во двор-колодец, где зловеще завывает ветер. Нет. Наверно, я просто себя накручиваю. Столько было странностей в последние несколько дней, что волей-неволей заработаешь паранойю.
Дверь номер двадцать три обита мягкой, слегка выцветшей коричневой кожей. Эмма встречает меня, как всегда, при параде: в длинной чёрной юбке классического кроя и шёлковой блузе с элегантным бантом. Седые волосы аккуратно уложены в пучок, тонкие музыкальные пальцы поправляют очки в позолоченной оправе. Она улыбается своей тёплой, но сдержанной улыбкой, и я снова чувствую себя школьницей, которая сбежала с уроков с одноклассником и рванула в Новобержск.
Помню, мы с Глебом долго болтались по городу, и я предложила зайти к маминой подруге погреться. Эмма в тот день не работала и очень удивилась нашему появлению. Она накормила нас и обещала не выдавать маме, но из школы всё равно сообщили о прогуле. И Эмма взяла вину на себя. Сказала, что сама забрала нас, просто забыла предупредить. Конечно, мама ей не поверила, только сделала вид. Зато, кажется, с тех пор она и невзлюбила Глеба.
– Добрый вечер, Эмма.
– Заходи, Олечка.
Квадратная прихожая в лучах мягкого света приветствует гостей уютным диванчиком и книжными полками, заставленными раритетными книгами. Эмма как-то говорила, что книги достались ей от деда.
Далее – бархатная гостиная. Немецкий рояль в зоне эркера у окна. Глубокие кресла и кушетка. Тяжёлые портьеры с кистями. Картины на стенах в дорогих увесистых багетах. Круглый обеденный стол с роскошной бежевой скатертью до пола. Свечи в серебряных подсвечниках. Напольные часы (по-моему, швейцарские, потому что не помню, чтобы они хоть раз ломались или останавливались).
Здесь Эмма принимала учеников и проводила уроки. Сегодня на столе лежали потрёпанные ноты (наверно, кто-то из учеников забыл, потому что хозяйка квартиры ни за что бы не довела свои до такого состояния).
– Я сделаю чай, – сказала Эмма.
Пока она возилась с чайным сервизом, накрывая на стол, я наблюдала за ней. Мне почудилось, что она встревожена, но не хочет это демонстрировать. Было неловко. Я не знала, как с ней говорить о матери, но молчать об этом ещё хуже.
– Не переживай за меня, – улыбнулась Эмма, разливая ароматный горячий напиток по фарфоровым изящным чашечкам. Она словно прочитала мои мысли. – Я в порядке. Это было… неожиданно. Но я… Всё хорошо.
Она поставила чайник на керамическую подставку с китайским драконом, села рядом и вдруг спросила:
– Ты получила кулон?
Пять минут я пыталась понять, есть ли у меня голосовые связки. Вроде звук извлечь хочется, а не выходит.
– Кулон? – глупо переспросила я.
– Да, кулон. Серебряная кошечка на цепочке.
– Я… Получила… А что?.. То есть как?.. Подожди… Почему ты спрашиваешь?
– Я всё объясню, – пообещала Эмма, – но не сейчас. Я должна признаться. Не знаю… Настя, может, мне и не простит, но… Я сделала, как считала нужным… И думаю, так будет лучше… Для всех…