Следы на воде
Шрифт:
Алька! Давай руки мой, обед готов.
Миша редко обедал дома. В основном его кормили многочисленные подруги. Сегодня, судя по всему, подруг с едой под рукой не оказалось, так что Миша состряпал пакетную лапшу и сварил картошки.
Получилось почти вкусно.
Ну, чего у вас в школе хорошего? спросил Миша, наворачивая лапшу стоя и прямо из кастрюли так, по его мнению, больше вмещалось. Алина пожала плечами и
У Зебры пять получила.
Who is Зебра? деловито осведомился брат, сосредоточенно вылавливая кусочек соевого мяса: сперва ложкой, потом пальцами.
Историчка. По точным наукам четверки.
Good girl, сказал Миша с непередаваемым рязанско-тульским выговором. Покончив с лапшой, он сгрузил кастрюлю в раковину и взялся за картошку, не утруждая себя столовыми приборами.
А по географии пара.
Миша индифферентно дернул плечом. К жизненным неприятностям он относился с изумительным пофигизмом, проповедуя пустяшность человеческих бед в масштабах Вселенной.
Забей, посоветовал он. Сегодня пара, завтра в кабак на шару.
Легко тебе говорить, Мишель, Алина со вздохом начала развозить остатки лапши по тарелке. Мама на меня на перемене орала. В коридоре. При всех. Стыдобищи кусок
Наша мать, Миша облизал пальцы и набросал в сестрину тарелку мелких картофелин, очень нервная женщина. Неудачи детей ее обижают. Поэтому ей хочется, чтобы и детям было не особо весело.
Nobody's perfect, заметила Алина, разминая картошку. Я честно признаю, что не идеальна и не стремлюсь к этому.
Миша хмыкнул и отпил воды из носика чайника.
Ты говоришь, как некрасивый мальчик, сказал он и добавил: Очень некрасивый мальчик.
А ты ешь, как свинья.
Ну можно ведь расслабиться, когда никто не критикует, резонно заметил брат. На пару забей. И картошку ешь, а то остынет и будет дерьмо дерьмом.
Алина равнодушно жевала. Миша, наконец, сел и принялся считать клетки на клеенчатой скатерти. Весьма продуктивное занятие, иронично подумала Алина.
Если хочешь, можешь чипсы взять. В кармане куртки.
Вот еще, фыркнул Миша. Отдай географичке или кто там тебя обидел.
Между прочим, вкусно. С ароматом бекона.
С ума сойти. Пойду скормлю Орлову.
Орлов был преподавателем в институте, язвительным, склочным и бездушным. Миша придумал про него присказку Corpus sine spiritum Orloff est
Ну ты свинтух. Как тебя девчонки терпят?
Миша ухмыльнулся и, взяв с вазочки яблоко, поведал:
Я их другим беру. Посуду помоешь?
С этими словами он покинул кухню и ушел в зал, где, судя по звукам, обрушился на диван и включил телевизор. Алина сполоснула тарелку, протерла стол и отправилась к себе.
На ее письменном столе царил идеальный порядок. Алина села на старенький стул с потертой блекло-зеленой обшивкой, протянула руку и вынула из аккуратной стопки тетрадку в твердом переплете.
Если бы Максим позвонил и сказал, что в скандале на всю школу нет ничего страшного Если бы он еще сказал
Ладно. Станем реалистами.
Она открыла тетрадь и прочла: в свете фонарика Никита выглядел неважно. Сузившиеся пожелтевшие глаза, скрюченные пальцы, окровавленный рот ничто не выдавало в нем сейчас рафинированного джентльмена, пришедшего вечером скорбеть по погибшей подруге. Однако шеф узнал его и опустил пистолет.
Приятного аппетита, сварливо, но как-то по-родственному пожелал Андрей Петрович. Развлекаемся?
Так точно.
Подружка Светланка, бывшая, несмотря на солнечное имя, поклонницей готики и черного цвета, однажды восторженно заметила, что Алина пишет почти как Лавкрафт. Рассказы про вампира Никиту, который работал в милиции, нравились почти всем одноклассникам, а русичка сказала, что у Алины есть стиль. Правда, читала она статью о музее кукол в стенгазете, но все же
Некоторое время Алина сидела просто так, крутя в руке гелевую ручку и ощущая знакомый трепет, охватывающий ее при мысли о своих героях, и теплую волну в груди. Никита и Андрей Петрович еще не знали, что со стороны новых захоронений к ним движутся оборотни, жаждущие мести за погибшего сородича а она знала и уже видела, как двое спина к спине отстреливаются от рычащих и хрюкающих тварей.
Оборотень не подавал признаков жизни. Шеф направил на него луч фонарика, и Никита увидел, как тает шерсть, обнажая пожелтевшее, бескровное лицо. Вскоре в траве лежало уже не чудовище, а молодой человек, почти мальчик. Никита вздохнул и отер губы тыльной стороной ладони.