Следы со свастикой
Шрифт:
Офицеры энергично поползли, съехали по склону. Потом они карабкались обратно на косогор, протачивали прикладами амбразуры в мягком дерне. Местность у поселка ощутимо приподнялась, дорога предстала в лучшем виде.
Свист смолк, огонь уплотнялся. Немцы стреляли от бедра, дружно перешли на бег. Их было до чертовой матери! Задние уже не строились в шеренги, валили как попало, выкрикивая гадости в адрес Красной армии и Советского Союза. Ползли бронетранспортеры, частили пулеметы.
Потери среди красноармейцев росли, но они продолжали отстреливаться,
Забился в припадке ручной пулемет Дегтярева. Он работал почти в упор, выкашивал пехоту. Эсэсовцы, выжившие в первых шеренгах, залегли, стали швырять гранаты с удлиненными рукоятками. Пулеметная точка была подавлена. Снова поднялись пехотинцы с бледными лицами.
Головной бронетранспортер достиг дороги, перебрался через водоотводную канаву, стряхнул в кювет орудие, мешающее проезду. Из канавы вылетела противотанковая граната, рванула под колесами. Боевую машину окутал дым. Водитель яростно работал рычагами, но транспортер лишь вертелся на месте, давя собственную перекрученную гусеницу. Пулеметчик в бессильной злобе припал к МГ-42, не думал о последствиях. Бойца, швырнувшего гранату, пропороли пули. Но пулеметчик тоже долго не протянул, повис на броне.
На фланге заработал еще один «дегтярь», и пехота, поднявшаяся в атаку, сбавила темп. Солдаты падали через одного, но упорно шли. До дороги им оставалось метров тридцать.
– Товарищ майор, их не сдержать, – пробормотал Виталий Зацепин, дергая заклинивший затвор. – Этих тварей не меньше батальона, они прекрасно вооружены.
Однако боеприпасы немцы не транжирили, расходовали экономно. Они уже потеряли транспортер. Экипаж пытался покинуть машину. Один солдат кувыркнулся с брони с простреленной головой, другой нырнул в траву и затаился: не всю еще выдержку растратил.
Капитан надрывал посаженную глотку, приказывал отходить к домам. Но не всей толпой, сдерживать фрицев!
Насчет толпы он явно приукрасил. Красноармейцев осталось несколько десятков. Они растянулись вдоль дороги, пятились, продолжая отстреливаться. Часть из них залегла, сдерживала натиск. Противник накапливался за брошенной техникой.
Советские бойцы перебегали по открытому пространству, прятались за клумбами и заборами. Панического бегства не было, но фактор внезапности сработал.
Брагин стрелял по мелькающим в дыму фигурам. Указательный палец правой руки свела судорога.
Эсэсовцы приготовились к броску.
Командир нашего подразделения отступал последним, словно капитан тонущего корабля. На что он надеялся, оказавшись на открытом месте? Капитан пробежал шагов двадцать, упал ничком и уже не встал.
Красноармейцы отхлынули, залегли.
Молодой парнишка опустился на колени и с остервенением рвал клык затвора.
– Ложись, дурак, убьют! – проорал Филимонов.
Парнишка удивленно покосился на него, но
У Брагина кончился магазин. Он перевернулся на спину, вставил новый, последний, машинально глянул по сторонам. Все офицеры его группы находились рядом, никто не отступил.
Жестко бранился сквозь зубы капитан Егор Коломиец, физически развитый мужчина с жестким седоватым ежиком на голове. Поседел он рано, ему едва исполнилось тридцать пять.
Усилилась стрельба. Немцам нужно было прорваться без вариантов, кровь из носа! Ради достижения этой цели они не считались с потерями. Смерть для них теперь уже не имела никакого значения.
Эсэсовцы залегали в канаве. Когда их накопилось достаточно, они бросились вперед. На этот раз без всяких психологических штучек, тупо на прорыв.
«А ведь они нас сомнут, – мелькнула подленькая мысль в голове Брагина. – Пусть только половина, но уйдет на запад!»
Майор гнал от себя эти дурные соображения, ловил в прицел серые мундиры и попадал практически с каждой очереди. Другие советские бойцы тоже валили немцев, но это не могло остановить их. Даже мертвые успевали проделать несколько шагов, прежде чем упасть! Катилась волна с орущими глотками. Чем ближе подбегали фашисты, тем громче орали.
Отчаяние наполняло голову майора. Не за себя, даже не за тех парней, которые примостились рядом с ним. За то задание, которое вряд ли будет по плечу им, уже убитым. Вот делать больше нечего, как уподобляться тем, кто ходит в атаки и отражает вражеский натиск! Каждый на этой войне должен выполнять свою задачу! Да и какая, к лешему, война?! Она ведь вчера закончилась!
– Врукопашную, товарищ майор? – У старшего лейтенанта Зацепина сорвался голос, он был белый как мел.
Ну да, только это и осталось. Стрельба не унималась, немцы падали через одного, но все еще лезли на прорыв.
– Сметут, товарищ майор! – прорычал Филимонов, опустошая магазин. – Вы тут самый старший по званию.
– Бойцы, приготовиться! – выкрикнул Брагин, не узнавая собственного голоса.
Это был вопль отчаяния. Все равно сметут.
У кого-то сдали нервы. Красноармейцы стали отползать, двое бросились за угол мастерской, но не добежали, повалились друг на друга.
Рослый эсэсовец с перекошенной мордой вырвался вперед, давил на спусковой крючок своего автомата. Он считал, что стреляет, хотя магазин давно опустел.
«Какая же ярость у этих людей! – подумал майор. – Даже раненые бегут, не замечая ничего. Только пуля в череп может их остановить. А лучше две для пущей надежности!»
– Вот сука! Прямо как в сорок первом, – процедил сквозь зубы Коломиец.
Но это был не сорок первый. Танковая колонна, следующая за артдивизионом, отстала на марше, но, когда впереди разгорелся бой, пошла на всех парах! Из-за перелеска танки Т-34 и открыли беглый огонь по восточному лесу, который покинули еще не все солдаты батальона СС.