Следы в ночи
Шрифт:
— Не очень высокий? Это может быть Черч, — сказал Лайонс, нахмурившись, — или тот, другой, Хартман, Хартли, Хартвелл… что-то в этом роде. Не помню точно его имени. У одного из них были неприятности с женой. Значит, он направил вас к Павику, и ко мне?
— И к человеку по имени Твининг.
— Ах, Твининг! Он, наверное, лежал без сна и боролся с собственной совестью, когда услыхал этот разговор. Полагаю, вам уже рассказывали.
— Да. И я спрашивал себя…
— …не выдумал ли он это в качестве интересной темы для разговора? Или что это ему приснилось? Нет, только не Твининг, — решительно
Значит, все ясно. А Лайонс — человек восприимчивый, очень наблюдательный. Сентри задал следующий вопрос, и Лайонс задумчиво ответил:
— Трестер… Не знаю. С таким же успехом это могло быть и что-то другое, какое-нибудь созвучное слово, может быть, в связи с какой-то историей, связанной с женой. Стены барака хотя и не были толстыми, но все же и не из картона.
— А Сэндс?
— Сэндс? Трудно сказать. Мне кажется, что он из так называемой хорошей семьи. Во всяком случае, дело связано с деньгами, насколько можно было судить из того разговора. У меня сложилось впечатление, что он сразу узнал Ника, но в Нике не пробудил никаких воспоминаний. По крайней мере, довольно долго. — Официант принес им кофе, и он замолчал. — Сэндс взвивался по пустякам больше, чем кто-либо из нас. Его нервозность возникла не от лагерной жизни. А его манера смеяться… звучало как лай. Поверьте, иногда это производило в высшей степени странное впечатление. Есть еще кое-что, хотя я не уверен, поможет ли это вам. До армии я работал у одного человека, который на основании нескольких слов, сказанных в микрофон, мог узнать о происхождении говорящего. Ну, что касается Сэндса, то он определил бы его происхождение «с Запада», хотя я мог бы поклясться, что он из Нью-Йорка, там родился и вырос.
Значит, из Нью-Йорка. Следовательно, не исключено, что он сидел с ним рядом в ресторане, ездил в метро или в автобусе. Но кто же скрывается под этим именем?
— Подождите-ка, — вдруг сказал Лайонс. — Если вы хотите знать, как он выглядел, то вам, вероятно, поможет рисунок из лагеря. Павик ведь живет в Нью-Йорке, не так ли? Отнесите ему записную книжку Ника, и он сразу найдет вам Сэндса.
Сентри почувствовал, как у него забилось сердце, и осторожно ответил:
— Мне ничего не известно о записной книжке. Нам ничего не прислали из вещей Ника, из чего мы заключили, что у него ничего и не было.
— Ничего и не было, кроме записной книжки, но о ней я позаботился в первую очередь. — Лайонс выглядел недоверчивым и почти сердитым… — Я помню, как подумал, что его семья обязательно захочет получить ее, и поэтому взял ее себе. Я отправил ее по почте из Ривердаля, где тогда жил. Могу даже точно сказать, куда. Мистеру Кристоферу Сентри, Барроу-стрит, Нью-Йорк.
Глава 6
У Гранд Сентрал Сентри сел в такси. Он знал, что сначала нужно было бы позвонить новым жильцам на Барроу-стрит, но в данный момент это было ему безразлично.
Тауэры оказались дома и, по всей видимости, ожидали гостей. В дверях появилась миссис Тауэр с приветливой улыбкой.
— Ах, мистер Сентри! Входите.
Тот
Как он и ожидал, в большом чемодане не оказалось никакой записной книжки. Он сам тогда упаковывал книги отца. Однако, несмотря на свою уверенность, он продолжал систематические поиски, пока не осталось ни малейшего сомнения. Ведь записная книжка была маленькой, как сказал Лайонс. Маленькая, в серой обложке, с линованной бумагой, и на этой бумаге — портрет убийцы.
— Я хотя и не видел рисунка, — признался Лайонс, — но знаю, что Ник рисовал нас всех. Рисовал в бараке, когда другие спали. Для него это было отдыхом. Ведь раньше он работал рекламным художником, да?
Может Кристофер Сентри уничтожил записную книжку? В этом нет ничего невероятного. Если книжка была послана по этому адресу, а среди вещей отца ее нет, то очень может быть, что он кому-то ее отдал. Может, Саре Делани?
Сара после известия о смерти Ника однажды заходила к отцу, бледная и очень тихая, и оставалась у него около часа.
Сентри закрыл чемодан и спустился вниз. Слышались новые голоса. По всей видимости, появились гости. Кто-то как раз говорил: «Вот это я называю хорошей выпивкой», и Сентри, собиравшийся тихо ускользнуть, вдруг остановился. В этот момент Си Стевенсон оглянулся, и на его лице отразилось безграничное удивление. Потом он, сияя, подошел к Сентри.
— Эндрью? Ты записался во взломщики? Если ты вернешь то, что взял, мы не станем больше говорить об этом и вместе выпьем.
Сентри, улыбаясь, покачал головой.
— К сожалению, не могу, мне нужно возвращаться. Я и понятия не имел, что ты знаком с Тауэрами. Скажи миссис Тауэр, что я ушел и не стану ей надоедать.
Тот кивнул.
— Полагаю, дело касается дома?
— Да, — ответил Сентри и сам удивился, как легко ему далась ложь.
Оказалось, что он мог не звонить Саре. Открывая дверь квартиры, он услышал телефонный звонок и поднял трубку.
— Эндрью, это Сара. Я подумала над тем, что ты сказал мне вчера вечером.
— Да?..
— Если Ник грозил этому… Сэндсу, значит, тот был в чем-то виноват, да?
— Звучит логично.
Как и вчера, Сара не обратила внимания на его слегка иронический тон и холодно продолжала:
— В таком случае, это дело полиции или военных, то есть тех, кто может организовать расследование и кто имеет доступ к военному досье Сэндса.
Не стоило разубеждать ее и объяснять, что недоверие властей в десять раз больше ее недоверия, но даже если бы они ему и поверили, официальное расследование будет длиться бесконечно. И — что самое важное — это личное дело его и Сэндса.
Вместо этого он сказал:
— Нет никакого официального доказательства.
На другом конце провода наступило молчание.
— Значит, ты хочешь заняться этим на свой страх и риск, — наконец медленно произнесла она. — Знаешь, это может быть опасным.
Кто-то недавно уже говорил ему об этом. Вчера вечером Си Стевенсон? Лайонс в гольф-клубе несколько часов назад? Сентри равнодушно ответил ей и как можно более естественно и осторожно осведомился об исчезнувшей записной книжке Ника.