Следы ведут в Караташ
Шрифт:
Двое спортсменов приготовили капроновую лестницу. У них сосредоточенные, спокойные движения.
Летчик откинулся на сиденье, махнул рукой.
— В чем дело?..
Командир группы наклонился к его лицу.
— Рискованно, — у летчика вены вздулись на шее от напряжения. — Вертолет зацепит лопастями за скалу.
— Задача...
— А что, если спуститься пониже? Вот так, — сказал один из пареньков, изображая ладонями то, что он предлагает.
— А ведь верно!.. Молодец, Долохов.
Летчик осторожно пошевелил рукоятки — машина плавно снизилась и замерла в воздухе.
Теперь
Поток воздуха снова подбросил вертолет. Летчик напряженно шарил в пространстве. Здесь, у самой скалы, опасно каждое движение.
Вверх-вниз, вверх-вниз...
Большой дырой с рваными краями вынырнула пещера. Югов прильнул к окну — вот она!..
Отсюда хорошо видны следы сброса: Каракозов был прав. Сердце билось частыми тугими ударами — бум, бум, бум... Югов даже руку приложил к груди — страшно стало.
А в кабине тем временем шла работа. Долохов открыл дверцу и попробовал забросить в пещеру веревочную лестницу. Не тут-то было. Еще раз. Опять мимо.
— А если раскачаться?..
— Попытайся.
Долохов нырнул в открытую дверцу. Тело его повисло над самой бездной.
— Давай! Давай! — крикнул командир группы.
Долохов стал раскачиваться — рывок на себя, рывок от себя. Еще, еще... Летчик едва удерживал вертолет — того и гляди грохнется о скалу.
Еще рывок. Еще.
Ноги Долохова почти касаются края пещеры.
— Подтяни выше!
Машина покорно поползла вверх и снова замерла, напряженно вздрагивая металлическим корпусом.
— Прыгай!
Долохов качнулся. Рывок.
— Ура-а! — донеслось снизу.
Альпинист упал на колени у самого входа в пещеру.
— Долохов, дорогой! — кричал Югов; слезы стояли в его глазах. — Молодчина, Долохов.
— Профессиональный прыжок! — сказал командир отряда, предлагая Югову сигарету. — Признаться, я побаивался... Дрогни машина, качнись чуть-чуть влево — и остался бы от парня мешок костей.
Югов потягивал сигарету, блаженно прикрыв глаза.
Вертолет шел на снижение.
— Спасибо, товарищ, — Югов протянул руку летчику. — И вам спасибо.
Командир отряда смущенно улыбнулся:
— Да что вы! Я тут ни при чем...
Долохов, стоя у края пещеры, разворачивал веревочную лестницу...
За морями, за горами
Что может быть прекраснее моря?! Харди мог любоваться им часами.
У него было излюбленное местечко — во Флориде, в спокойной бухточке, берега которой то круто обрывались, то песчаной отмелью тянулись чуть ли не на километр. В бухточке всегда стояла наготове белоснежная яхта с командой в пять человек; чистые каюты, уютный салон...
На склоне высокого холма, в плотной зелени пальм возвышался дом с красной крышей и желтыми жалюзи. Мраморная лестница вела от дома к морю: дорожка, обсаженная магнолиями и радужной юккой, была посыпана серебристым песком. За домом возвышались стройные кипарисы. Там начиналась апельсиновая роща, а еще дальше проходила линия железной дороги. И если бы не ее бессонные перестуки, не гудки, можно было бы подумать, что, попав в это благодатное местечко, вы перенеслись
Но Харди романов не читал и о семинолах знал только понаслышке. Флорида для него была испокон веков райским уголком США, а мыс Кеннеди — местом испытания ракет.
Покачиваясь на мягком сиденье стремительного «крайслера», Харди думал. Далеко — там, где вода сливается с небом и где легкий туман сглаживает силуэты, светлой точкой с черным султаном дыма виднелся теплоход. Очевидно, он шел с Кубы...
Харди поджал губы. В молодости он бывал в Гаване, в этом необыкновенном городе на берегу моря. Гавана... Никогда не забыть ее душных вечеров, шороха автомашин по шоссе, мелодий неутомимых джазов за распахнутыми стеклянными дверьми ночных баров. Тогда в Гаване была жизнь. Город кишел туристами. А теперь... Кастро даже на женщин, прекрасных кубинок, надел военную форму. Они стоят у кухонной плиты и держат автоматы наготове.
Харди сжал кулаки. Недавно он был на смотре в Майами. Там собрались головорезы и отчаянные авантюристы. Ребят здорово подготовили, дали оружие. А ненависти их учить не надо. У каждого что-нибудь осталось на Кубе: у одного — своя плантация, у другого — дом, у третьего — кабачок, у четвертого — просто личные счеты с кем-нибудь из тех...
Харди с неприязнью подумал о президенте — такая близорукость!..
Он откинулся на спинку сиденья и прикрыл глаза. Свежий бриз не выветривал неприятных мыслей. Харди потер кончиками пальцев виски. Что за чертовщина?!. Похоже, что и он на старости лет превратился в болтливого политикана. Когда-то он посмеивался над этой категорией людей. Вот мы люди практического склада, люди дела. Мы работаем. Мы не едим свой хлеб даром. И нам не нужно сдабривать работу красивыми фразами. Мы и так отлично понимаем, что на нашу долю выпала самая грязная ее половина. Но пусть эти чистоплюи попробуют без нас!.. Пусть попробуют.
Машина между тем сделала несколько крутых разворотов и остановилась у высокой зеленой решетки. Огромный сеттер выскочил из ворот, заискивающе заюлил у ног приподнявшегося Харди.
— А, соскучился, старина!
Харди потрепал пса за уши, провел рукой по гладкой блестящей шерсти. Потом он вышел из машины и заковылял по дорожке к дому, из которого уже спешил ему навстречу один из сотрудников, прибывший сюда еще на прошлой неделе, чтобы подготовить все к приезду шефа.
Харди выслушал его доклад, рассеянно ковыряя тростью в размякшем на солнце асфальте. Он поморщился — не любил, когда люди говорили слишком много, особенно подчиненные.
— Вы сегодня в ударе, — мрачно заметил Харди и кончиком приподнятой трости отстранил сотрудника с дороги. — Распорядитесь, чтобы мне приготовили ванну.
— Будет исполнено.
— И еще...
Харди бросал слова за спину, не оборачиваясь и не повторяя, уверенный в том, что каждое его слово поймано на лету.
Сотрудник услужливо забежал вперед, распахнул перед шефом дверь. Харди вошел в прохладный вестибюль. Здесь полы были выстланы разноцветными плитами, а на стенах с дубовыми панелями висели сочные натюрморты.