Слэм
Шрифт:
Так или иначе, нянечка встретила нас в родильном отделении и отвела в нашу палату, и Алисия легла в постель. Ее мама сделала ей массаж, а я распаковал пакет с вещами. Это на курсах нам сказали, что нужно собрать. Там было нательное белье, и Алисия положила кое-какую верхнюю одежду. И еще много крекеров, бисквитов и воды, а также портативный CD-плеер с кое-какой музыкой. Женщина на курсах для беременных сказала, что музыка хорошо расслабляет при родах, и потому мы кучу времени провели, выбирая записи. Даже мама Алисии предложила одну запись, которая нам показалась странноватой, но она утверждала,
— Выключи это, или я убью тебя, — сказала Алисия. — Я не хочу слышать про американских идиотов.
Так и закончилась моя музыка. Поставил ее диск.
— Что это за говно? — спросила она. — Это ужасно!
Ее записи состояли в основном из рок-энд-блюза и немного хип-хопа. Самой первой песней была «Сексуальная спинка» Джастина Тимберлейка — Алисия сама выбрала ее, отправляясь в этот танц-класс для беременных. Никто не хочет слышать слова «секс» во время родов, как никто не захочет смотреть рекламу «Макдоналдса», когда его рвет, и потому я убеждал ее не брать этот диск. Сейчас мы заспорили об этом.
— Говорил же я тебе, это будет не очень кстати, — сказал я, понимая, что спорить не ко времени, но мне казалось, что я вправе сказать ей это.
— Это не я выбрала, — ответила Алисия. — Это ты.
— Врешь! — возмутился я.
Я был в самом деле взбешен. Я не любил (и сейчас не люблю) Джастина Тимберлейка, так что мне не понравилось, когда она стала уверять, что это был мой выбор. Эта несправедливость больше всего меня рассердила. Я же говорил ей, что это говно! Что при родах это некстати! А она теперь утверждает, что это, дескать, моя идея.
— Оставь! — перебила меня Андреа.
— Но это она хотела эту мелодию!
— Брось!
— Это не я, — простонала Алисия. — Это ты.
— Но она же не прекращает меня винить!
Андреа подошла ко мне, положила мне руку на плечо и прошептала на ухо:
— Знаю, но ты должен. Несколько часов, которые мы проведем здесь, мы все будем делать, что она скажет, и давать ей все, чего она попросит. Согласен?
— Хорошо.
— Это будет отличной тренировкой, — добавила она.
— Чего?
— Для воспитания ребенка. Тебе придется закрывать глаза на многое по пятьдесят раз на дню.
Что-то щелкнуло во мне, когда она произнесла это. Я понимал, Алисия рожает. Я даже встречал в каком-то смысле уже нашего ребенка. Но когда мы оказались в больнице, это казалось самым главным, а когда все будет позади, мы сможем поесть крекеров и пойти домой. Но ведь это только начало, правда? Да, мы отправимся домой, споря при этом друг с другом о Джастине Тимберлейке и обо всем на свете, но вместе с ребенком — на все время, навсегда. Мне стало легче забыть обиды по поводу Джастина Тимберлейка, когда я подумал обо всем остальном.
— Можно я включу свой диск? — спросила Андреа.
Никто не ответил, и она поставила диск, и это было само совершенство, разумеется. Мы не знали, что это за музыка,
Схватки продолжались некоторое время, потом затихли и часа на два прекратились вовсе. Акушерка уже стала ругать нас, что мы приехали слишком рано, и хотела отправить домой, но мама Алисии дала ей отпор и накричала на нее. Мы сами не сумели бы на акушерку наорать. Мы поехали бы домой, и Алисия разродилась бы в автобусе. После того как схватки прекратились и Алисия задремала, я вышел купить колы.
Когда я вернулся, она все еще спала. В палате был один стул, и на нем сидела мама Алисии. Она читала книгу под названием «Чего ожидать, когда вы ждете ребенка». Я сел рядом с ней на пол, достал мобильник и начал играть. Мы слышали, как в соседней палате действительно тяжело рожает женщина. И все мое нутро выворачивалось от этих звуков. Бывают моменты, которые, ты это чувствуешь, запомнишь на всю жизнь, даже если ничего особенного не случится.
— Все в порядке, — через некоторое время сказала мама Алисии.
— Что?
— Все. То, чего мы ждем. И этот шум за стенкой. Это жизнь.
— Наверное...
Она пыталась быть со мной полюбезнее, и потому я не поделился с ней тем, что меня тревожило. Я не хотел, чтобы жизнь была такой. Я не хотел, чтобы женщина в соседней палате издавала такие звуки. Я не хотел, чтобы Алисия издавала подобные звуки, когда бы то ни было. Я даже не хотел знать, хочу ли я Руфа.
— Забавно, — сказала Андреа. — Меньше всего я хотела, чтобы моя шестнадцатилетняя дочь сделала меня бабушкой. Но вот это случилось, и это действительно здорово.
— Да, — подтвердил я, потому что на самом деле не знал, что еще сказать, кроме того, что, мол, я счастлив, что вас это радует. Только вот я не мог придумать, как сказать это, чтобы все не выглядело как издевательство.
— Мне пятьдесят, — продолжила она. — А если бы Алисия родила в том же возрасте, что и я, мне было бы шестьдесят восемь. Я уже была бы старухой. Понимаю, что ты и сейчас меня считаешь таковой, но я еще могу бегать, играть в разные игры и... Ну, это будет мило. Потому-то какая-то моя часть очень рада, что это происходит.
— Здорово.
— А ты что чувствуешь?
Я задумался. Не то чтобы я не знал, что ответить. Хотелось мне сказать вот что: «Нет, я не ощущаю себя на седьмом небе». Пусть даже я, заброшенный в будущее, видел там своего сына, и он был прекрасным ребенком, и неправильно было бы сказать, что я не хочу его... Но я не чувствовал себя папашей, я не хотел быть папашей, я не знал, что мне делать в ближайшие несколько лет, не говоря уж о более долгом сроке. Но не мог же я выложить все это, правда? Потому что мне пришлось бы объяснить про будущее, и про ТХ, и про все это.