Слепая кара
Шрифт:
— Ты что, Наташ? — удивлялся Виталик. — Тебя что-то беспокоит?
— Да что ты?! Все нормально! — улыбалась через силу Наташа. — Все хорошо, Виталик. Так, задумалась…
Но через некоторое время это опять повторялось.
Потом они гуляли по Москве, замерзшие, пили кофе в кафетерии. Уже к вечеру Виталик проводил ее домой. На сей раз до самой двери. Наташа улыбнулась ему, поцеловала в щеку.
— Пока. Звони!
Но дома ее снова ждал сюрприз. Мать с Толиком уехали к бабушке, и Николай оставался дома один. Не было и Веры Александровны, уехавшей в гости к старой подруге.
— Ну чо? — Николай всунул
— Закрой дверь! — крикнула Наташа. — Я буду переодеваться!
— Ну и что? — Николай шагнул в ее комнату, уверенно, по-хозяйски. — Раздевайся при мне. Я-то тебя всякую видал. Или забыла?
— Выйди сейчас же из комнаты! — крикнула Наташа.
Но Николай стоял, словно глыба, гнусно улыбался и не делал ни шагу. Скрестил руки на груди и глядел на нее.
Наташа машинально стала искать глазами какой-нибудь тяжелый предмет, чтобы шарахнуть по этой ненавистной голове. Николай уловил ее взгляд.
— Ты чо? Прикончить меня чем-нибудь хочешь? — осклабился он.
— Охота была об тебя руки марать. — Наташа поймала себя на том, что говорит с Николаем на его же языке, на этом быдлячьем жаргоне, на каком изъясняется большинство населения. С Виталиком она говорила совсем по-другому. Да и была она другим человеком только что — пять минут назад, когда они прощались около двери. Почему этот гад заставляет ее быть иной — грубой, злой? Кто дал ему на это право?
— Ты потише давай, — думал о своем Николай. — Я завтра — или когда придет твой студентик? — все ему про тебя расскажу, как ты, такая гордая и неприступная, раком стояла и ноги расставляла, чтобы я тебе воткнул. Он послушает да и плюнет на тебя. Он себе студенточку найдет, чистенькую, такую же, как он, а не шалаву, подстилку, как ты…
Наташа не выдержала и бросилась на него, пытаясь вцепиться ему пальцами в горло. Но до чего же силен был этот человек. Справиться с ней для него было плевым делом. Он схватил ее за запястья и повалил на кровать.
— Все, милая, все. Хватит шебуршиться. Снимай-ка лучше свои трусы-колготки и давай по-хорошему…
Наташа плюнула ему в лицо.
— Сволочь, гад, гнида, все равно ничего у тебя не получится! Не бывать ничему больше. Убью тебя…
Убью, скотина, грязная тварь…
— Ох, как раскраснелась, ох, растрепыхалась, хороша же ты, девка! Разве студентику должна такая достаться?! Бросить, что ли, мамашу твою толстую да жениться на тебе, красотка, ох, заживем на славу! Из постели вылезать не будем, все кайфы словим, что есть на свете! А? — Он дышал ей в лицо, брызгал слюной. От него разило водкой и луком, видать, успел отметить Женский день Тут послышался звук ключа в замке. Николай быстро вскочил.
— Не дай бог, Любка с Толиком вернулись, — засуетился он. — Говорили же, допоздна побудут у мамаши. Ты встань, встань, приведи себя в порядок, — шептал он. — И помалкивай, помалкивай. А, впрочем, ты и так ничего никому не скажешь, — усмехнулся он. — Бойся, чтобы я кому надо не рассказал. И учти, если в следующий раз так трепыхаться и выражаться будешь, все ему расскажу. Вот те крест, расскажу…
— Оставь крест в покое, — мрачно сказала Наташа, одергивая платье. — А кому бояться надо, мы еще поглядим. Тебе, гадина, это даром не пройдет, понял?
Иди, рассказывай…
Николай поправил
— Добрый вечер, Вера Александровна, — зашипел он. — С праздничком вас, с Международным женским днем, здоровья вам и благополучия…
— Спасибо, Николай Николаевич, — тихо ответила Вера Александровна и захлопнула свою дверь.
— Сучка, пришла не вовремя, — пробубнил Николай и пошел к себе.
Наташа сидела перед зеркалом и бессмысленно глядела на себя. «Что делать? — вертелось в голове. — Как дальше жить?»
…Наташа вышла из магазина и пошла к метро.
Шла она медленно, вся в мыслях, воспоминаниях…
Да, богатой на события оказалась эта весна… Ведь на следующий день после Восьмого марта здесь же, на Мясницкой, произошла эта странная встреча, раскрывшая перед ней совершенно новые грани в жизни и ее самой, и ее близких, и новых, незнакомых ей доселе людей…
В тот день, девятого марта, Лялька заболела и не вышла на работу. И Наташа ходила обедать одна. Она, как всегда, выпила кофе, съела бутерброд и возвращалась на работу. Шла не спеша, перебирая в памяти подробности вчерашнего дня. И вдруг… Ей показалось, она сходит с ума. Навстречу ей в красной модной куртке, джинсах и кроссовках, держа на поводке собаку, шла… она сама.
Глава 10
Николаев сидел в кабинете и курил одну сигарету за другой. У него не выходила из головы вчерашняя встреча с девушкой неподалеку от книжного магазина на Мясницкой, Это была копия Наташи Павловой, но это была не она. Такого разительного сходства между двумя людьми он никогда не видел. И случайностью это не могло быть. Нет, могло быть, но проверить было необходимо. Ведь Наташа подозревалась в умышленном убийстве. И к делу надо было подойти со всей серьезностью. Убивал человек невысокого роста, обнаружены следы кроссовок тридцать седьмого размера, все совпадало с Наташиными параметрами, но у Наташи было железное алиби. Гипотезы Николаева были призрачны, смутны, но он шестым чувством ощущал, что истина где-то недалеко. Он чувствовал небывалый прилив сил, что обычно бывало с ним, когда он нападал на след преступника.
Николаев предпринял ряд мер. Он установил наблюдение за домом в Бобровом переулке, куда прошла девушка с собакой, он послал людей для тщательного опроса соседей по дому на улице Бабушкина. Ведь в тот день девятого апреля между десятью и двенадцатью часами в злосчастной коммунальной квартире побывало, видимо, немало людей. Они просто шли один за другим. И один из них нанес Николаю Фомичеву смертельный удар ножом. Соседи должны были видеть входящих в этот подъезд. Многие маются бездельем и высматривают, кто к кому ходит, эти данные могут быть очень важны. Крутилось в голове еще одно соображение, но он решил пока повременить с ним.
Зазвонил внутренний телефон. Николаев поднял трубку. Ему сообщили, что Иван Фомичев просится на допрос, хочет что-то сообщить.
— Давайте его сюда, — сказал Николаев.
Вскоре в кабинет ввели Ивана Фомичева. Он осунулся, побледнел, руки тряслись.
— Садитесь, Фомичев. Что вы хотели мне сообщить?
— Скажите, гражданин" майор, что со мной будут дальше делать?
— Да вы же человек опытный. Предъявим вам обвинение и отправим в СИЗО. Дело известное.
— Мне нельзя в СИЗО. Понимаете, никак нельзя…