Слепая
Шрифт:
– Так вы, в самом деле, не видите огня?
– Нет, я ничего не вижу, Нья-Бемвинда. Везде темно, и около Божьей Матери тоже темно.
– Подождите-ка минутку.
Старуха сняла стаканчик с касторовым маслом, в котором мерцал огонек, и поднесла его к Анне-Розе, говоря с упреком:
– Ну, что же, вы и теперь ничего не видите, упрямица?
– Конечно, я ничего, ничего как есть не вижу!
Негритянка стояла не шевелясь и смотрела на нее с немым ужасом.
Когда Анна-Роза несколько успокоилась,
– Неужто вы так-таки ничего не видите? – снова повторила она.
– Я уж вам сказала, Нья Бемвинда. К чему мне лгать? Я ведь не маленькая. Что это, в само деле? – Анна-Роза сердито отбросила одеяло и повернулась к стене.
Знахарка вышла в другую комнату и, покачивая головой, шепнула поспешившей за нею негритянке:
– Это плохой признак! С Анной-Розой неблагополучно. Вот увидите! Дай Бог, чтобы с ней не случилось беды… – И, приставив ко лбу указательный палец, она закончила: – У нее неладно тут… Такие случаи бывают часто.
Кабиуна, как раз возвращался с плантации с настрелянными горлинками. Знахарка поспешила ему навстречу и сообщила о своих опасениях. Он смотрел на нее, вытаращив глаза, и почти не понимая, что она говорит.
– Больна? Анна-Роза больна? – повторял он.
Потом побежал в дом, поставил в углу ружье и уже хотел пойти к жене, когда негритянка шепнула ему:
– Она заснула.
Но мулатка, услышав, раздраженно крикнула:
– Я вовсе не сплю! Это ты, Кабиуна?
– Я, милая.
Она быстро повернулась и обняла его.
– Кабиуна, я хочу видеть свою дочь, а они мне не дают!
– Кабиуна поднес к ней девочку:
– Смотри, голубка, вот она, вот твоя дочурка. И глазки у нее открыты.
Анна-Роза села на кровати, прислонившись к подушкам, и протянула руки, чтобы взять ребенка.
– Как тут темно! Который час?
– Скоро полдень.
– Как темно! Открой ставни.
Кабиуна осторожно растворил ставни, и в комнату медленно скользнули солнечные лучи, сначала слабые и нежные, потом стремительно разгораясь, как пожар, пока сквозь совершенно распахнутое окно не хлынул яркий дневной свет, и не завиднелись дивно голубое небо, пышные деревья и далекие холмы. Пламя лампадки побледнело, как светлячок в лунную ночь, и теплый, вкрадчивый ветерок, напоенный запахом свежей зелени, заструился по комнате. Малютка хмурила лобик, жмурясь от яркого света, впервые коснувшегося ее сетчатки, и жадно сосала грудь, а Анна-Роза сидела, наклонившись, с широко раскрытыми глазами, и повторяла:
– Открой же окно, Кабиуна… Открой настежь!
– Да оно открыто, дорогая. Разве ты не видишь?
– Нет.
– Оно открыто!
– Открой побольше!
– Да оно совсем открыто!
Тогда она подняла голову с тяжелыми волнами
– Кабиуна, поди сюда. Пожалуйста, открой окно, милый!
– Дорогая, оно открыто! Посмотри же на солнце возле твоей кровати. Разве ты его не видишь? Разве ты не видишь солнца?
– Я ничего не вижу.
Кабиуна испуганно взглянул на знахарку, покачивавшую головой. Негритянка, подперев одной рукой голову, с жалостью смотрела на больную.
– А девочку ты видишь?
– Она у моей груди. Я ее чувствую, но не вижу, Кабиуна. Клянусь тебе Богом!
Она потерла глаза и снова повернулась к окну, потом медленно провела рукою по лицу:
– Я чувствую солнце….
И вдруг вскрикнула:
– Кабиуна, ах, Кабиуна! Солнце тут, вот оно, я его чувствую, но не вижу. – И, протянув вперед руки, она, в отчаянии, закричала:
– Матерь Божия, Владычица Небесная!.. Я ослепла! Люди! Я потеряла зрение! Ах, дочка моя, Кабиуна, я слепая! Нья Бемвинда! Я ничего не вижу, я ничего не вижу! Даже дочери своей не вижу! Ах, Владычица Небесная, Матерь Божия, да что же это такое?!
И склонившись над ребенком, она тихо запричитала:
– Анна-Роза не видит! Анна-Роза ослепла… Она ничего не видит.
И вдруг, позабыв о ребенке, рванулась с постели. Знахарка едва успела подхватить девочку, а Кабиуна и негритянка с трудом уложили Анну-Розу.
– Что с тобой, дорогая? Что с тобой?
– Я ослепла, Кабиуна! Ах, я ослепла! Твоя Анна-Роза больше не видит, она слепая.
Кабиуна тихо плакал, слезы выступали из-под его толстых век и капали на постель.
– Ах, Кабиуна, эта головная боль, от которой у меня разрывалась голова – она была началом! Это гасли мои глаза… Ах, я несчастная! Что со мной будет?
Никто не находил слов утешения, и только Кабиуна через некоторое время с трудом проговорил:
– Бог велик, дорогая моя!
Девочка жалобно заплакала на руках у знахарки.
– Плачь, плачь, дочка! Твоя мать не может тебя видеть! – И, взяв на руки девочку, она с отчаянием стала осыпать ее поцелуями, выкрикивая:
– Пресвятая Владычица, что мне делать? Чем я провинилась, о, Господи? Кабиуна, кто-нибудь заворожил меня, из зависти, из злобы! – Она скрипнула зубами и яростно крикнула:
– Кроме этой негритянки, больше некому! Прогоните эту чертовку! Это она, Кабиуна, – проклятая ведьма!
Негритянка плача подошла к постели.
– Ах Нья Роза, я?! Чтобы я вам сделала зло? Нет, Нья Роза, чтобы я сделала такое!
– Ты, ты! Прогони ее, Кабиуна!
Негритянка бросилась на колени и со слезами воскликнула:
Конец ознакомительного фрагмента.