Слепцы
Шрифт:
Горбун вышел, что-то сказал за дверью, и в комнату вошли трое – высокий худой человек с лицом, обезображенным старым шрамом, старик, чье лицо было изрезано морщинами, и мужчина лет сорока с сединой на висках и складкой между бровями.
– Ты ответишь на мои вопросы, – сказал сорокалетний.
Он не спрашивал, не утверждал, он просто сообщил это Старому Крысу так, будто от того ничего не зависело.
– Я выну кляп, – сказал сорокалетний, – и ты даже сможешь кричать. Но тебя никто не услышит. Ты ведь знаешь, какие надежные стены у этих подземелий. Твоя нора – далеко. Твои охранники – мертвы. Я не предлагаю тебе жизнь. Я могу дать тебе быструю смерть. Хочешь?
Сильная рука вырвала
– Можешь называть меня Рыком, – сказал сорокалетний. – Я хочу, чтобы ты рассказал мне о Сером Всаднике.
Старый Крыс молча посмотрел Рыку в глаза, ощерился и щелкнул зубами.
– Ты ответишь, – сказал Рык.
– Какая разница, как я умру? – прошипел Старый Крыс. – Ты видел мою руку? Видел?
Старый Крыс скосил глаза, чтобы тоже взглянуть на свою левую руку, но она была поднята вверх и чем-то прикреплена к стене. Он даже не чувствовал ее, как, впрочем, и свою правую руку. А та давала о себе знать, только когда в ней от малейшего движения просыпалась боль.
– Я сам отрезал себе пальцы, – сказал Старый Крыс, усмехаясь. – Когда-то в молодости меня схватили и пытали. Рвали ногти на левой руке. К правой перейти не успели: я перегрыз горло любопытному и сбежал. Но пальцы без ногтей как клеймо: значит, был пойман, значит, его пытали. И тогда я отрезал себе пальцы, избавился от этого клейма. Меня не могут поймать, никто не посмеет меня пытать. Понял?
– Думаешь, это смешно? – спросил одноглазый.
– Очень! – засмеялся Старый Крыс. – Очень смешно! Знаешь, никто из моих врагов не может выжить. Ты – мой враг. Я бы с удовольствием убил тебя, но, боюсь, у меня это не получится. Тебе что-то нужно от меня? Да. Ты хочешь зачем-то узнать о Сером Всаднике? Да. Тебе, наверное, будет плохо, если ты не сможешь узнать о Сером Всаднике. Иначе ты бы так не рисковал… И это значит, что если я тебе не скажу ничего, то тебе будет очень плохо. Очень плохо! И это значит, что достаточно мне потерпеть – и ты будешь страдать. Все просто. Можешь попробовать. Только запомни… запомни… Никто не может победить Старого Крыса. Убить – может. А победить и хвастаться этим – никто. Вы похитили меня – это говорит о вашем уме и сноровке. Вы спугнули меня у моста, погнали к дому, а сами, проникнув через подвал и убив моих людей, ждали меня там? Умно. Потом вы унесли меня сюда, в укромное место… Это очень укромное место. Даже слишком укромное. Слишком… Но вы не знаете, что уходя из норы, я оставляю приказание… Если я не прихожу в назначенное время, меня начинают искать. И меня найдут. Вы же не летели по воздуху: вы пробирались по коридорам, лезли сквозь завалы и протискивались сквозь щели… Вы оставили свои следы… Оставили царапины, свой запах вы тоже оставили… Вас найдут. Буду я мертв или нет – вас найдут. Бросите вы меня живым или мертвым – вас найдут. И смерть настигнет вас в темноте… Вы можете драться с ней, можете бежать от нее – вы умрете.
Увидев, что в глазах его палачей появилась неуверенность, Старый Крыс снова засмеялся.
– Ты хотел что-то узнать о Сером Всаднике? Ты хотел предложить мне в уплату легкую смерть? Тебе нечего мне предложить. Понял?
Старый Крыс закричал. Хорек вздрогнул и оглянулся на плохо прикрытую дверь в конце комнаты. Враль встал со своего места, прошел и прикрыл дверь поплотнее. Крик стал глуше, но не исчез.
Горбун, потирая руки, прошелся по комнате из конца в конец, возле двери задержался и прислушался. Снова потер руки.
Хорек отвернулся, глянул на ватажников. Те молча сидели вокруг стола. Им это не впервой, они и сами неоднократно развязывали языки схваченным врагам. Все
Полоз сидел в углу, закрыв глаза, и, казалось, спал. Рыбья Морда тер тряпицей обух своего топора. Тер, смотрел на него, поворачивая под светом лампы, проверяя, и снова тер. Когда крик из-за двери стал пронзительней, Рыбья Морда замер, прислушиваясь, но потом снова принялся за обух.
Напротив него на крышке какого-то сундука сидел Щербатый и пристально рассматривал ватажников. Ему было странно и интересно. Люди, которые так легко распорядились его судьбой и судьбой Старого Крыса, вызывали уважение и ужас. Наверное, он хотел бы стать таким, как они. Стать одним из них. Но еще он хотел вскочить и бежать прочь, чтобы не видеть этих спокойных лиц и неторопливых движений.
Он видел, как они убивали в сумраке подземных коридоров, как легко слушалась их сталь, как небрежно отнимали они жизни у людей Крыса.
Они не оставили раненых.
Один из них, весельчак Враль, после того как молниеносная схватка закончилась, прошел, склоняясь к лежащим, и перерезал горло точным выверенным движением. Не забыл срезать кошели. Сейчас сидел за столом и раскладывал чешуйки на кучки. Доли.
Они спросили у горбуна, участвует ли тот в дележе, но меняла досадливо отмахнулся, и Враль стал делить не на десять долей, а на девять. Значит, и на Щербатого тоже. И это значило, что Щербатого не убьют.
Снова закричал Старый Крыс, и снова замер Рыбья Морда. Крик прервался – он вновь протер обух топора.
– Все, – сказал Враль. – Две доли без чешуйки. Моя и… Можем вытянуть, если хотите.
– Моя, – сказал Полоз, сгреб причитающиеся ему чешуйки в кошель, затянул и повесил его на пояс.
Рыбья Морда взял свою долю, потом долю Дылды пересыпал в кошель и повесил ему на пояс. Вернулся, сел на место.
Хорек даже не двинулся – Враль сам взял у него кошель и вернул уже с долей добычи.
– Тебе приглашение нужно? – спросил Враль у Щербатого, и тот забрал свои чешуйки.
Старый Крыс снова закричал.
– Долго они… – протянул Враль, глянув на дверь.
Меняла подошел к двери, прислушался и снова зашагал от стены к стене.
Какой-то едва различимый звук вдруг донесся до слуха Хорька. Но в этот момент Старый Крыс снова закричал, Хорек вздрогнул, и посторонний звук исчез.
И все же он оглянулся на вторую дверь – не на ту, что вела в комнату, где пытали Старого Крыса, а на ту, что вела в коридор.
– Что? – спросил Рыбья Морда.
– Ничего, – ответил Хорек.
– Что-то слышал? – спросил Рыбья Морда.
– Показалось…
Но Рыбья Морда быстро вскочил на ноги и подошел к двери. Осторожно приоткрыл. Поднял палец, требуя тишины.
Вначале не было ничего. Ни единого звука, если не считать захлебывающегося вскрика Старого Крыса и ударов капель воды, падающих с потолка в лужицы на полу.
Потом послышались шаги.
Не громкие уверенные шаги человека, спокойно идущего по своим делам, а легкие, еле слышные шаги – шорох подошв, скользящих по каменным плитам. Сильное эхо, к сожалению, не давало понять: доносились они издалека или же из-за ближайшего поворота.
Враль медленно встал со скамьи, взял рогатину, стоявшую возле стены.
Чей-то голос. Шепот. Тихий-тихий, отдаленный, но совершенно явственный донесся из-за открытой двери.
Дылда бесшумно бросился в соседнюю комнату, перехватил руку Кривого, занесенную над окровавленным Старым Крысом. Шепотом предупредил его о чьем-то приближении, правой здоровой рукой зажимая рот пытаемому. Дед быстро сообразил что к чему, подхватил с пола кляп, всунул его в рот Старого Крыса.
Тот захрипел, и ватажники не сразу сообразили, что он смеется. Издевательски хохочет.