Слепец
Шрифт:
Совещание шло несколько часов подряд, до самой глубокой ночи. Писари исписывали набросками приказов по полкам и планами на сражение альбомы, сшитые из тончайших листов странного материала, называемого "бумагой". Было выпито несколько ведер крепкого душистого отвара, чей аромат прогонял прочь сон. Морг и Приставала скромно заходили в комнату, чтобы сообщить Слепцу о своем прибытии в целости и сохранности. Морина тут же отправили спать, чтобы он не занимал стул, а Морг включился в обсуждение военных проблем. Вернулся
– Если шанс есть - надо его использовать!
– воскликнул он, заставив присутствующих оглянуться - кого недоуменно, кого осуждающе.
– Ваше величество, коли нам удастся победить, Скалгер не забудет вас!
К концу военного совета даже у самых дремучих скептиков пробудились искорки надежды. Громкие, перебивающие друг друга голоса изредка заглушались окриками старших…
Здесь Слепцу удалось совершить то, что он хотел провернуть в Доллонии. Ему поверили, неважно как и насколько твердо. За ним пошли. Уже под утро множество людей с лихорадочным блеском в запавших, почерневших глазах, разошлись по всему городу, разнося с собой заряды оптимизма и желания действовать. Они надеялись обратить поражение в победу…
Сам Слепец вместе с таким же почерневшим, как все остальные участники военного совета, Моргом, и заспанными Гевелом, Кантором и Приставалой отправились в одну из гостиниц на Площади Пяти Дорог. К полудню они должны были начать непосредственную подготовку к сражению вблизи будущего поля битвы.
По дороге, на темных улицах затаившегося в предчувствии большой беды города, Морина продул свежий ветер, и его потянуло на беседу.
– Какое унылое место, этот ваш Скалгер!
– пробормотал он, вроде ни к кому не обращаясь, но Слепец-то знал, что эта отвлеченная фраза предназначена ему.
– А ты чего хотел?
– Да ничего я не хотел. Просто вспомнил сейчас, каким огромным он выглядел тогда, с перевала, и тут же о родине затосковал. Коррознозд совсем не таков по ночам. Кругом яркие огни, толпы веселых людей, фейерверки, песни и музыка!
– Неужели ты думал, что горожане, которых не сегодня, так завтра могут пустить под нож полчища захватчиков, станут петь песни и веселиться?
– Нет, но зато я думаю, что в обычные времена здесь ни капельки не веселее, - Приставала презрительно сплюнул.
– Даже собаки не лают.
– Их всех прикончили, потому что Клозерг и собак, тех, что побольше, превращал в своих солдат.
– Ну и что? Неужели эти трусы и мосек всех повырезали?
– Конечно. Со страху никто не разбирает. Собака - значит придушить.
– Ах, какая страшная эта штука - всеобщее безумие! В юности я попадал в уличные беспорядки, когда толпа разбушевавшихся людей сносит все со своего пути. После нее трупы и развалины… страшное дело.
– Так оно есть. Война - это тоже всеобщее безумие.
– Надо
– Чего тут странного? Тебя вот потянуло на философскую беседу, а я чем хуже? Скоро все решится, поэтому хочется поразмыслить о чем-нибудь эдаком.
– Значит, скоро наш поход окончится?
– Да.
– И что потом?
– Смелый вопрос. Быть может, нас пустят на куртки для очередного полка свинской пехоты.
– Бр-р-р! Как у тебя язык повернулся такое сказать? Неужели первая мысль, которая приходит к тебе после вопроса о будущем, это мысль о смерти?
– Ко всему надо готовиться. Погибель, друг мой, равновероятный исход грядущего сражения. Как и выживание, впрочем.
– Да… Ты когда-нибудь задумывался о том, что будет с тобой после смерти?
– Нет, - Слепец пожал плечами, но Приставала вряд ли увидел этот жест в темноте - как и легкую усмешку, тронувшую губы. Стоит ли думать о смерти? Будет ли смертью поглощение личности Малгори личностью его отца? Как это произойдет? Множество вопросов без ответов.
– Как?
– патетически воскликнул Морин, напугав коней.
– К тебе ни разу не приходил вопрос, будешь ли ты там, среди множества звезд?
Он ткнул длинным пальцем в небо.
– Ха-ха! Ты знаешь, я сейчас вспомнил, как Даббер говорил, что после смерти будет смотреть на Скалгер с неба. Он, похоже, не сомневается, что туда попадет.
– Действительно, самоуверенный старикан.
– Ты считаешь, что на небо попадают только те, кто этого достоин?
– А как иначе? Если б туда попадали все подряд, небо стало бы белым и ярким!
– И кто же удостаивается такой чести?
– Ты у меня спрашиваешь? Я что, Смотрящий Извне? Это у них надо спрашивать. Сам я могу только строить предположения. Туда попадают самые добрые, мужественные, смелые и так далее…
– Значит, мне путь заказан?
– Гм… Почему?
– Я бросил Фило… я убил того безоружного солдата около города из Розового Камня, а отцеубийцу в самом городе оставил в живых.
– Тебя будут мерить другой меркой. Ты - великий герой, спасающий мир. Ты станешь яркой звездой в центре небосвода, звездой, наливающейся красным на рассвете и грозящий злодеям ранними вечерами. А те, кто прожил незаметную жизнь добрым и абсолютно справедливым, превращается в маленькую скромную звездочку с самого краешку.
– Забавная философия. Таким образом, я слышу в твоих словах осуждение. Ты говоришь так, будто та яркая звезда достанется мне несправедливо!
– Я этого не говорил! Просто герой, яркий и заметный всем, окружен смертями и страданиями, которые поровну достаются врагам и друзьям. Да и герою самому тоже, пожалуй.
– Ух, ну и картину ты нарисовал… Грустную, даже душераздирающую - тут впору жалеть героев за их несчастную судьбу. Или прибить в детстве, чтобы жизнь была тихой, спокойной, доброй и мирной.