Слепой секундант
Шрифт:
— Да, это довод, — согласился Венецкий. — Расскажи-ка еще раз, как вышло, что тебя спугнули. Хочу понять — не мои ли соколики проворонили.
— Кстати, о воронах — пошли кого-нибудь на Гончарную к доктору, пусть предупредят, что со мной такая оказия вышла. И, может, у него новости?
— С чего ты его в вороны произвел?
— Ворона и есть — ему твоя матушка прекрасную невесту сватает, а он упирается. Проворонит — локти будет кусать.
— А коли она ему не по нраву?
— Очень даже по нраву, только голова полна дребедени. До того
— Да она мне и не совсем кузина… — тут Венецкий попытался переплести между собой два родословных древа и вконец запутался. — Просто наши матушки вместе росли и дружатся, ну и тетка у них общая, госпожа Денисьева, и не спрашивай ты меня, Христа ради, что за тетка!
— А жених Поздняковой?
— Князь Копьев? О, этот — оригинал! Об него все свахи зубы обломали, что здешние, что московские. Сама государыня уж смеется. Она обещала — коли кто ему по душе придется, сама будет невесту к свадьбе убирать.
— Он где-то служит или в силу происхождения принят при дворе?
— Служил. А происхождение — когда наши государи еще не Романовыми были, а дай бог памяти… еще при царе Иоанне… Так тогда уж Копьевы сидели в Думе! Да что говорить — князь один из последних Рюриковичей, у него и грамоты есть.
— И как же вышло, что он с твоей кузиной поладил?
— Князь Никита чудаковат малость, а кузина тоже с придурью, — четко определил природу их союза Венецкий. — Они вместе ездили картину с натуры рисовать, кузина рисовала пейзаж, князь потом приделал фигуры.
— И что, получилось?
— Как прозреешь, постарайся на это художество не глядеть — не дай бог, вдругорядь ослепнешь. При дворе была потеха! Все дамы тем и развлекались, что князюшку хвалили! Но он — доподлинный жантильом, человек чести, дважды дрался на дуэли, государыня его простила. То-то и беда, что понятие о чести у него — высочайшее…
— Да уж, беда… — вздохнул Андрей. — Ты понимаешь, что вымогатели крутятся возле его дома и ждут минуты, чтобы подсунуть ему письма твоей кузины?
— Сейчас, может, и не крутятся, а как пронюхают, что она вернулась, — сразу присосутся хуже пиявок.
— Верно рассуждаешь. А все же пошли своего Скапена — может, там уж кто-то из подлецов объявился…
— Может статься, осведомитель в самом доме засел. Дворни-то у князя — полтораста человек. Всегда какой-нибудь обиженный сыщется и за пятак барина продаст.
— Разумнее всего было бы повенчать их в Москве.
— А что скажет государыня? Ведь для нее всякая придворная свадьба — праздник.
Потом пришла Маша — узнать, что Андрей Ильич желает получить на обед. Пост постом, но для болящего делаются послабления, и опять же — хорошая хозяйка как раз для поста приберегает такие затеи, как всевозможные пироги и пряженцы с вареньем, медовые пряники и пампушки.
Андрей велел дядьке отправляться на кухню и посмотреть, как там все устроено,
Днем отправили Скапена-Лукашку в разведку — узнать, нет ли какой странной суеты вокруг Андреева дома. Скапен вырядился иноком, прицепил очень натуральную бороду и кружными путями отправился исполнять поручение. Вернулся он ночью, принес известие: деревенские бабы решили, будто черт унес спятившего слепого барина — с превеликим грохотом и адским пламенем уволок прямо в пекло. На этом основании самые отважные понабежали и растащили все, что только можно.
Андрей рассмеялся:
— Домишко этот свою роль на театре наших военных действий сыграл, покамест он не надобен. Тем более что неприятель его знает…
— Никто в деревню не приезжал, о вашей милости не выспрашивал. Может, завтра приедут? — предположил Скапен.
— И такое возможно. А что, Фофаню беглого в деревне не видели? Ни к кому не прибился?
— Уж не он ли распустил слух о нечистой силе?
— Да нет, он нечистую силу зря поминать не станет… — тут Андрей задумался. Он вспомнил нарушенную присягу. Заодно и образ преподобного Феофана Исповедника вспомнил, висевший в красном углу, под рушником. — Точно ли все из дому растащили? — спросил он.
— Посуду, одеяла, котелки печные — точно, я их там не видел.
— А образ? Там только один и был. Дядя Еремей! Опиши образ своими словами.
— Старец в облачении этаком зеленоватом… Борода белая, длинная. В руках — бумага, как раньше столбцы бывали, скрученная…
— Свиток, — догадался Андрей. — Пергаментный.
— Я впопыхах заглянул, огарочек на минуту всего зажег. Образа не видел. Может, он от взрыва свалился и на полу лежат ликом вниз? — предположил Скапен-Лукашка.
— Может, и так.
Но зародилось у Андрея сильное подозрение, что Фофаня, околачивавшийся поблизости, утащил преподобного Феофана для каких-то своих с ним разговоров и покаяний. Как бы то ни было, ворюга если и побывал в деревне, то долго там засиживаться не стал.
— Что еще прикажете? — спросил Скапен.
— Пока — ничего. Пока будем ждать.
На следующий день было привезено устное сообщение от доктора: никуда он в санях и с узлами не удирал, но скоро удерет, потому что графиня Венецкая требует решительного согласия на брак с сироткой, который есть дело богоугодное. Сиротка же была к нему приведена; сидела на краешке стула, потупив взор, но исхитрилась сунуть записочку, а в записочке докладывала, что письма непонятно где, а об Аграфене Поздняковой дворня знает только то, что девица уехала в Москву и проведет там весь Великий пост.