Слепой. Живая сталь
Шрифт:
Шану сразу понравился молодой толковый сотрудник, в свои невеликие годы умеющий четко распланировать любую работу. Очень скоро Гунсунь поручил Янлину более ответственное дело. Это в свою очередь понравилось Ю, и он решил повременить с вузом.
Эти двое счастливо нашли друг друга. Гунсуню с его талантом хлебопека не хватало деловых качеств. А Янлин при его потрясающей работоспособности помимо основных обязанностей успевал подсматривать профессиональные секреты хозяина. У Гунсуня и до появления Ю дела шли хорошо, теперь им было придано новое ускорение.
Конечно, в свете последних событий Шану стоило призадуматься, а было
Янлин сообщил хозяину о подозрительном интересе бригадира грузчиков к добавкам. Гунсунь изменился в лице. Страх разоблачения всегда давил на хлебопека тяжелым грузом, но теперь, когда ожидания стали реальностью, он стал многократно сильнее. Как-то сразу забылось о громадных прибылях, нескольких заводах, находившихся теперь под контролем Шана. И превращение в одного из самых богатых людей города тоже забылось. Осталось лишь ощущение загнанного охотничьими собаками зайца.
Витим принимал гостя. В глубине души он презирал этого человека, но сейчас был вынужден изображать радушного хозяина. Гостя звали Утюг. То есть звали его как-то иначе, но временами возникали сомнения, помнит ли он сам данное ему при рождении имя. Утюг был представителем старой формации уголовников, именно поэтому так нуждался в нем Витим. По традиции именно преступники старой закалки «держали» тюрьмы. Бандиты новой волны, к которой принадлежал Витим, даже поняв огромную важность этой вещи, лишь в редких случаях пытались брать под свой негласный контроль места заключения. Философия их была простой: не для того они хапают кучу денег, чтобы проводить лучшие годы жизни за решеткой. Старые же воры, наоборот, садились часто и надолго.
Когда Утюг насытился, отведав выставленных на стол яств, Витим перешел к сути волнующей его проблемы:
— Был у меня пацанчик, наркоту толкал по дискотекам и спалился, придурок. Пока его здесь судили, мы нашли способ заставить его прикусить язык. Но сейчас его переводят в колонию, там нам его не достать. Менты его расколят, как два пальца об асфальт, и у меня возникнут проблемы.
— Не пойму, ты что — мочкануть его хочешь? — спросил Утюг. — Более надежного способа заставить человека замолчать я не знаю.
— Я тоже.
— А чего ж ты его здесь не шлепнул?
— Не мог. Добрые люди заткнули ему пасть, но мочить отказались. Понимаешь, мне было бы проще завалить посредника, который через меня скидывал наркоту пацану, тогда бы менты получили оборванную ниточку, но посредник — мой давний кореш и толковый мужик. Ну случился у него единственный прокол, с кем не бывает.
— Ладно, проехали. Разберемся мы с твоим пацанчиком, и возьму я с тебя за мокруху по-божески. Помнится, ты мне однажды тоже конкретно подсобил.
Витим мысленно похвалил себя за предусмотрительность. Презирая старых воров, он без нужды не шел с ними на конфликты и даже иногда помогал, держа в уме, что возможны ситуации, когда понадобится их поддержка. Его тактика оказалась верной, согласие Утюга избавляло Витима от необходимости резать по живому, устранять нужного команде человека. Он разлил по стаканам водку. Старый вор одним махом опрокинул спиртное, закусил бутербродом с икрой и засобирался. Их неприязнь была взаимной, но Утюг, как и Витим, мыслил категориями делового человека. Витим занимал важное место в преступном мире города, дружба с ним сулила конкретную выгоду, поэтому личные эмоции следовало держать
Прошла неделя, и Витиму принесли радостное известие. Спалившийся розничный наркоторговец умер в результате несчастного случая. Упал с верхней шконки на цементный пол и сломал позвоночник. Такое происходит сплошь и рядом. Наверное, часть уголовников мучает совесть, стыдно им за бесчестно прожитые годы. Вот они и ворочаются во сне, срываются и падают. По уму следовало бы изменить конструкцию шконок, но люди, имеющие дело с осужденными, понимают, что это бесполезно. Если уголовники перестанут падать, то станут захлебываться водой, давиться пищей, поскользнувшись, проламывать головы о те же шконки. Да мало ли какой несчастный случай уготован человеку, если авторитетный вор указывает на него пальцем и говорит своим шестеркам:
— Фас!
Витим облегченно вздохнул, однако нет в мире абсолютного счастья. Бандит подумал о деньгах, потерянных им из-за ареста наркоторговца. Тут же мысль плавно перетекла к данникам. Настало время напомнить кое-кому из крышуемых об их святой обязанности регулярно отстегивать бабки братве…
Устюгов в данный момент меньше всего думал о какой-то дани, полагающейся вымогателям. Для него это был пройденный этап. Пусть теперь эта головная боль мучает Гунсуня. Устюгов превосходно чувствовал себя в новом качестве. Управляющий завода, которого трудно наказать — завидное положение, которое многим показалось бы сказкой. Устюгов часто думал о том, кто же такой на самом деле Гунсунь. Наивный азиат, опрометчиво подставивший спину врагу либо лукавый хитрец, досконально изучивший психологию своих жертв? Это же надо до такого додуматься — доверить управление заводом человеку, у которого забрал бизнес! Затаи Устюгов обиду, он бы нашел способ жестоко отомстить узкоглазому. Уж он-то, как свои пять пальцев, знал и собственное предприятие, и весь технологический процесс. Устюгову ничего не стоило устроить грандиозную подлянку, после чего, распахнув удивленно глаза, заявить:
— Извините, допустил маленькую оплошность. Ведь не ошибается только тот, кто ничего не делает.
И ни один суд не установил бы прямой вины Устюгова. Гунсунь, разумеется, немедленно его бы уволил, но китаец сам вручил хлебопеку кругленькую сумму отступных, которых хватит и бывшему владельцу завода, и его детям с внуками. Поэтому вредить можно было совершенно безнаказанно.
Однако Устюгов никогда бы на это не пошел. Он любил свою работу, неважно, в каком качестве, хозяина или управляющего. Вся его жизнь была связана с хлебом, и другой Устюгов даже не мог себе представить. Днями валяться на диване, смотреть телевизор, рыбачить, охотиться, месяцами отдыхать на берегу моря? Нет, отдыхать приятно, кто же будет спорить. И сам Устюгов собирался в этом году пару-тройку недель позагорать на Бали. Но все хорошо в меру. И отдых — это то, что помогает человеку восстановиться после работы. А после чего надо будет восстанавливаться Устюгову, если его уволят? Лежания на диване?
Поэтому бывшего владельца вполне устраивало его нынешнее положение, а появление Витима Устюгова только обрадовало. Все же некоторое недовольство Гунсунем оставалась, и было приятно осознавать, что китайцу грозят серьезные осложнения.
— Где бабки? — без долгих предисловий спросил Витим.
— Какие бабки? — удивленно посмотрел на него Устюгов.
Бывший хлебопек мог позволить себе некоторые вольности, до продажи завода он был серьезным бизнесменом, человеком, в отношении которого Витим остерегался использовать крайние меры: мог обматерить, но не ударить.