Слепящая тьма. часть 2
Шрифт:
Потом много что было. Выпуск его уже в качестве офицера из Рязанского училища пришелся как раз на 1992 год — год тьмы, год позора, год разрухи. Год предательства — хотя многое предали и продали уже до этого. Офицеры, выпущенные училищем ВДВ были никому не нужны. Устроился в 201 МСД — там как раз был жуткий дефицит кадров. Потом перешел в погранвойска…
Сейчас Старый был в своей стихии. Ночной бой. Снайперская тройка — с крупнокалиберным Барреттом, бесшумной AW 338 и пулеметом. Пулемет — это на крайний случай, если уж совсем припрет. А так — в две винтовки можно выбить целую роту, особенно учитывая их позицию — на
Помимо того, что на его Барретте стоял термооптический прицел, на нем стоял еще и специальный пламегаситель. Толстая, короткая, сделанная вручную на станке и приваренная к стволу "сосиска", она не глушила звук выстрела, но снижала его и самое главное — рассеивала. В сочетании с полным отсутствием дульного пламени это делало для талибов задачу определения его позиции практически нерешаемой…
Он видел бой в Кишлаке — но не мог стрелять. Потому что риск был слишком велик. Где свои, где чужие — на таком расстоянии, да еще ночью не определишь. И поэтому он просто ждал.
И дождался. Выходя из кишлака, они отсигналили специальной вспышкой, хорошо видимой в окуляре термооптического прицела. Группа шла медленно, прикрывая огнем друг друга, кроме того они тащили что-то тяжелое. Старый машинально пересчитал — шестеро.
Шестеро…
Расплываться, оплакивать — было решительно некогда.
— Барин.
— На приеме.
— Секи с тыла. Не шуми.
— Понял.
— Снег.
— На месте.
— Взять на прицел. Работай, как сможешь. Свободная охота. Я начинаю.
— Понял. Я жду…
Первый…
Талибы опомнились — они поняли, что группа уходит. Их остатки ринулись на перехват — на горном склоне все решает огневая мощь. Количество стволов и количество пуль, которое они могут выпустить. Поле — не кишлак, там нет дувалов и укрытий. А уходящие — они все равно будут идти медленнее, чем те кто их будет преследовать из-за груза…
Они не знали, кто на самом деле был в кишлаке, и кого они на самом деле должны были охранять. Это было понятно — если бы о месте пребывания Осамы сообщали всем боевикам, он давно был бы схвачен поисковыми группами НАТО. Те кто знал — несколько полицейских из личной охраны шейха — уже полегли. А остальные не знали ничего. И стреляли — не задумываясь.
Этот кишлак не был кишлаком. Его особенностью было то, что это была замаскированная база исламских экстремистов, ней не знало ни пакистанское правительство, ни разведка НАТО. Все в кишлаке принадлежали к крайним религиозным течениям, к исламским экстремистам — от мала до велика. Но они не были ваххабитами. Они были кадирийцами, адептами древнего исламского ордена — и в отличие от ваххабитов они хорошо умели скрывать свое истинное лицо. Наличие такой вот базы было еще одним просчетом спецслужб, занимающихся борьбой с терроризмом. Просто информация о таких вот лагерях шла снизу вверх, от тех кто занимался черновой работой. Те же самые люди перепроверяли данные авиационной и спутниковой разведки….
Соединенные штаты Америки потратили сотни миллиардов долларов на технику, способную с орбиты заглянуть в любой, самый заброшенный уголок нашей планеты, прочитать газету, которую человек держит в руках. Но американцы не изобрели аппарат, способный заглядывать
Что же касается самого Салакзая — то как ни странно, то что кяффиры напали на мечеть и захватили его пленника было для него больше на пользу, чем на вред. Парадокс — но это так. Постепенно из козыря, Бен Ладен превращался в бомбу в руках, в мину, заложенную под кропотливо выстаиваемую шейхом постройку. Удар беспилотного самолета, едва не уничтоживший его, визит Араба, пленка с новыми угрозами… Все это сулило новые, серьезные проблемы. И убить Бен Ладена в камере он тоже не мог — все тайное рано или поздно становится явным. Если правоверные узнают, что именно он, шейх Салакзай казнил икону исламского экстремизма — ему придет конец. И всему, что он делал всю свою жизнь — тоже…
А вот если его похитят кяффиры — дело другое. Для того, чтобы стать героем, ради которого идут на смерть, нужно умереть самому. Желательно — от рук врагов, мученически. Это — обязательное условие славы. Посмертной славы…
Он не спешил. Чем больше талибов выйдет из поселка, тем меньше их туда уйдет обратно. Тем проще будет отход. И когда в поле зрения прицела было по меньшей мере десяток огневых точек, десяток плюющихся огнем стволов — он начал работать…
В термооптическом прицеле это выглядело очень просто. Фигурки на черно-сером фоне, даже при максимально выставленной дальности размером с ноготь мизинца. Ты выносишь точку прицеливания с поправкой на расстояние — и стреляешь. Выстрел — пуля летит пару секунд — и фигурка либо просто падает и больше не двигается, либо еще веселее: часть ее будто взрывается каким-то белесым облачком. Но не уходит никто…
Раз — и пулеметчик, увлеченно ведущие огонь покатился по земле — Старый специально целился в пулемет чтобы не только убить стрелка но и искалечить оружие, не дать ему вновь стрелять по ним.
Два — и перебегающие стрелок с размаху грохается на земли и уже не встает.
Три — и пуля пробивает дувал, а вместе с ним отбрасывает от него еще одного талиба, до этого осторожно выглядывающего из-за укрытия — возможно, это снайпер, а снайперы нам совсем ни к чему…
Раз за разом, выстрел — труп. Если бы такое оружие было здесь в восьмидесятых — не ушел бы никто. Хотя… у американцев оно есть — и что?
Мимо тяжко протопали, кто-то упал рядом на колени, хлопнул по плечу.
— Тридцать минут — и отход.
Старый пошевелился в знак того, что понял, не отрываясь от прицела…
— Кабан — Проныре!
В ответ — только помехи. Это что за дьявольщина такая. Это не тот канал связи, чтобы на нем были помехи…