Слепящий нож
Шрифт:
Гэвин прикрыл глаза, делая вид, будто тоже молится. Некоторым людям не нравилась мысль, что их Призма может быть равнодушен к вере.
«Орхолам, ну и ситуацию ты мне тут уготовил!»
Как бы закончив молиться, он снова открыл глаза – и увидел, что хозяйка наклонилась к нему, благодаря чему ее и без того низкий вырез стал уже совсем неподобающим.
– Может быть, ты сможешь отпустить свою… телохранительницу? – проговорила она. – Есть вещи, о которых я хочу поговорить с тобой с глазу на глаз.
Гэвин повернулся к Каррис,
– Я не уйду, – заявила она, – пока не уберутся две женщины с мушкетами, которых ты спрятала в лесу, и пока я не обыщу тебя на предмет оружия.
Третий Глаз посмотрела в сторону джунглей, грациозно поднялась с места. Очевидно, ослепленная светом костра и светильников, она глядела несколько не в том направлении.
– Клара, Сезилия, это вы? Я же вам сказала, моя жизнь вне опасности, разве что моя добродетель. Пожалуйста, удалитесь!
Она повернулась к Каррис.
– Прошу.
Та быстро, но без грубости обхлопала ее со всех сторон. Каррис была профессионалом; к тому же в этом платье оставалось не так много мест, где женщина могла бы спрятать оружие.
Прежде чем Каррис закончила обыск, Третий Глаз наклонилась к ней и что-то сказала, слишком тихо, чтобы Гэвин мог ее расслышать. Каррис побледнела. Ее взгляд испуганно метнулся от хозяйки к Гэвину, проверяя, слышал ли он сказанное.
– Ты не можешь этого знать! – сказала она.
Она тоже старалась понизить голос, но ее эмоции были слишком бурными, чтобы держать их в узде. Третий Глаз продолжила говорить, и Каррис бросила еще один взгляд на Гэвина.
Когда Видящая закончила, воцарилось долгое молчание.
– Я буду поблизости, если буду вам нужна, лорд Призма, – сдавленным голосом проговорила Каррис, повернулась и удалилась в чащу.
Третий Глаз снова заняла место напротив Гэвина. Его взгляд был напряженным, встревоженным: существовало очень немного людей, способных произвести на Каррис такое действие.
– Прошу, – пригласила она. – Ешь. Пей. Ты у меня в гостях.
Он принялся за еду, и она присоединилась к нему. К фруктам прилагался козий сыр, потом подошла женщина и принесла им пресные лепешки и чашку с рисом, бобами и кабаньим мясом с пряной подливой. Следуя примеру Видящей, Гэвин принялся отрывать куски лепешки и макать в чашку, подбирая ими еду. Женщина ничего не говорила, хотя и пристально наблюдала за ним. Его попытки завязать разговор натыкались на ее молчание. Если бы Гэвин не знал, что это не так, то решил бы, что она глухая.
– В чем дело? – наконец спросил он.
– Я жду.
– Чего?
– Это придет сегодня ночью. Я думала, что к этому времени оно уже будет здесь, но, очевидно…
– Так, значит, ты действительно можешь видеть будущее, – сказал Гэвин.
– Нет, – ответила она.
Гэвин развел руками:
– И тем не менее ты его предсказываешь. – Она подняла палец, собираясь возразить, но он успел первым: –
Третий Глаз улыбнулась, сверкнув превосходными белыми зубами.
– Иногда дар может быть проклятием, не правда ли, лорд Призма?
– Можно сказать и…
– Ты очень красив, – оборвала она его. – Мне всегда нравились мускулистые мужчины, а о твоих мышцах я сегодня думала весь день. Это очень отвлекает.
– Э-гм, спасибо… наверное.
– Ты хорошо плаваешь? – спросила она, бросив взгляд на его широкие плечи.
– Только когда делаю ошибку, управляя глиссером. Что случается нечасто.
Ее зрачки расширились:
– Я вижу. Знаешь, эта твоя самоуверенность, нахальство в том, что ты делаешь… мне так и хочется привязать тебя к кровати и изнасиловать.
Видящая обвела его взглядом, и Гэвин понял, что она мысленно представляет его без одежды. Он сглотнул. Нет способа незаметно поправить позу, когда сидишь со скрещенными ногами. Гэвин бросил виноватый взгляд в ту сторону, куда удалилась Каррис.
– Вот именно, – сказала Третий Глаз. – Ты нуждаешься в ней больше, чем она в тебе, Призма. Благодаря ей ты остаешься человеком.
Она опустила голову и прикрыла глаза. Вытатуированный желтым люксином глаз на ее лбу засиял. Затем она снова подняла веки; глаз какое-то время продолжал пульсировать, словно бы в такт сердцебиению, а потом затих.
– Я могу видеть за пределами времени. Ты не понимаешь, что это значит? Я тоже не понимаю. Мое видение несовершенно: я не Орхолам. У меня по-прежнему остаются мои личные желания и предубеждения, окрашивающие то, что я вижу, и то, как интерпретирую увиденное; то, как я облекаю в слова видения, проходящие перед моим оком… Скажи мне, Призма, как ты считаешь, милосердие – это слабость?
– Нет.
– Прошу прощения, неправильный вопрос. Я имела в виду – как по-твоему, что лучше, справедливость или милосердие?
– Зависит от обстоятельств.
– И кто решает в каждом конкретном случае?
– Я решаю.
– Милосердие и жалость – одно и то же?
– Нет.
– В чем разница?
– В жалость я не верю.
– Лжец.
Она широко улыбнулась.
– Прошу прощения? – переспросил Гэвин.
– Есть два типа людей, из которых получаются превосходные лжецы: чудовища без зачатков совести – и те, кого научили лгать опыт и необходимость, потому что в глубине души они чувствуют великий стыд. Ты не кажешься мне чудовищем, лорд Призма. Ты прекрасно играешь свою роль; твоя маска убедительна, роскошна, привлекательна. Глядя на нее, мне хочется раздеться и подчинить тебя наслаждением, пока ты не лишишься последних сил, чтобы поддерживать эту личину, и тогда я смогу сорвать ее с тебя и показать тебе то, что скрывается под ней. Потому что мне это уже известно – и я сужу человека, который находится под твоей маской, гораздо менее сурово, нежели ты сам.