Слесарь 4

Белов Иннокентий

— Мне надо было проверить и вас, — кивнул я ему, — Но, действие это связано с тошнотой и извержением из желудка, вам, сейчас, точно не нужно. Пока, вам, хотя бы, не затянут ребра тканью, — добавил я, видя, что он тоже очень хочет узнать о своих способностях и не боится пострадать.

— Это легко устроить, — обрадовался барон и позвал своих людей из-за двери, приказав принести тот кусок ткани, которым они бинтуют ребра при переломах. Во время тренировок, даже на учебных мечах, переломы ребер или трещины в них — очень

частое дело, пояснил он мне.

— Что вы скажете про меня? — нетерпеливо обратился ко мне барон и видя, что я опять недоуменно поднял бровь, торопливо добавил, — Учитель!

— Вы прошли главный экзамен, и, успешно. Вы можете принимать магическую энергию, это основное условие. То, что у вас есть задатки, вы, наверно, и сами знаете.

Суля по лицу, барон был абсолютно счастлив. Это хорошо, но, надо вернуть его на землю.

— А, зачем вам, барон, нужна магия и эти умения и знания? — этот вопрос вызвал явное затруднение у него самого с ответом, он замялся и усиленно пытался придумать еще какую-нибудь причину, кроме основной, про которую хотел умолчать.

— Вы хотите стать сильнее и побеждать в поединках, — пришлось сформулировать его мечты, как он должен был их сам понимать.

— Это будет не прилично, побеждать, используя магию, — ответил второй дворянин.

— Неприлично, если про это узнают? И много таких, кто может увидеть использование маны в ударе, — поинтересовался я.

— Точно никто не знает, да и доказать это невозможно, подумаешь, мелькнула искорка магической силы и тут же пропала, — пояснил барон, объяснив мне, как именно он разглядел использование маны мной в поединке.

Понятно, использовать нельзя, но, если, очень хочется, то можно. Один раз за поединок усилить удар или еще как. Слухи, конечно, пойдут, рано или поздно, но, молодость, желающая побед, не задумывается про это. Хотя барон и не молод, лет двадцать пять-двадцать восемь ему есть, спутник вот помоложе будет.

Тем временем принесли неширокий кусок плотной ткани и наложили бандаж на туловище пострадавшего дворянина. Он сразу присел и протянул мне руку, не дожидаясь, пока выйдут все лишние.

— Я не буду вас наполнять, баронет Пельш, не обессудьте, только проверю. Так надо было и с бароном поступить.

Заметив его протестующий жест головой, я в приказном тоне махнул рукой:

— Мои слова не обсуждаются! Вы, просто, мой возможный Ученик, и требовать чего-либо вам не положено. Вам понятно?

Как не хотелось баронету поспорить, он, все же наклонил голову, признавая мою правоту. Надо с ним поработать, упертый парень, хотя, в такие времена, только такие и есть.

— Что вы должны мне сказать?

— Да, Учитель, я согласен.

Отлично, на таких вещах и словах все и держится в этом мире титулов и званий, важнейшая часть организации местного общества. Да и мне, один раз добившись признания своего места в координатах

мира для молодых дворян, надо не спускать неуважение и забывчивость от этих, в общем то — типичных недорослей. Что, что, а твою неуверенность или робость, так называемое — ботанство, они с первого неуверенного слова или жеста чувствуют. Надо было жестким и властным, за всеми все замечать и почаще окунать кого-то мордой в грязь, показывая, что ты — то еще мстительное говно и все помнишь.

Только так и никак иначе.

И этот оказался с задатками, но послабее Гельда, энергия пошла не сразу и с заметным сопротивлением. Я, ведь, со своим минимальным опытом, даже не знаю, исправится эта проблема или нет, со временем. Но, пока, делаю вид, что все нормально. Кажется, я все же наполнил его резервуар, почти не заметив этого, баронет проблевался в том же углу, где и барон, держась за ребра и постанывая.

— Ну, что же, отлично, два Ученика у меня есть. Не пора ли, господа, покинуть этот попахивающий кабинет и прилично поужинать, обсудить наши планы и куда будем держать путь? В свете открывшихся знаний.

Никто не стал спорить, и мы переместились в полутемный общий зал, где поужинали вместе с моими соседями по номеру. Дворяне пристально смотрели, как я пользуюсь вилкой, здесь уже изобретенной, и ножом, как кладу салфетку, на колени, и как пью вино из высокого бокала. Смотрели и, видимо, пришли к выводу, что я из непростой семьи, а я же пришел к выводу, что рассказы об особо изысканном поведении за столом дворян того времени — явное преувеличение и еще — что мне надо срочно поменять одежду, чтобы не быть белой вороной в своих крестьянских одежках среди со вкусом одетой публики.

Поэтому с парой своих охранников-соседей я ушел в поход по лавкам, работающим в центре реально средневекового города допоздна.

Стараясь не поскользнуться на кучах всякого хлама и просто дерьма, оставшегося после дневной торговли овощами и продуктами и не попасть под выливающееся с верху помойное ведро. Город был такой, какой я и ожидал увидеть, единственно, что здесь на улицах присутствовала стража и уголовных рож попадалось явно поменьше, а вели себя они не в пример тише и незаметнее.

Двое моих провожатых, с мечами и повадками бывалых вояк, отгоняли непрошеный интерес ко мне со стороны местного криминала и, посетив пару лавок, я оделся, как небогатый дворянин или преуспевающий торговец. В узкие штаны, с стяжкой широким шнуром по бокам штанин, белую рубаху с широким воротом и рукавами и добротную блузу, так же стянутую шнуровкой с боков. Все село на меня неплохо, учитывая мой рост, гораздо выше среднего, коротковатые штаны прятались в высоких, качественных мокасинах, выглядевших не по-местному, но, вполне, добротно, что признали мои сопровождающие, уже насмотревшиеся на дворянские шмотки за последние пару лет.