Слева от солнца

Раин Олег

Куда больше поразило его то, что в Соболевке теперь все делалось без какого-либо его участия. Отныне половина жителей бегала к полигону, где по слухам военные разворачивали палатки и куда сгоняли со всех концов тягачи, краны и бульдозеры, а оставшаяся половина селян активно включилась в работы по установке электрогенераторов. Валера оказался неплохим руководителем, и второй ветряк начали водружать вообще без Генки. Так появилось на северном холме еще одно размахивающее лопастями чудище. А еще через день взялись устанавливать турбину на реке. Когда парнишка подоспел туда, он застал на берегу целую бригаду, в которой помимо Валеры, дяди Паши, Катюхи и Мишани объявились вовсе незнакомые лица. Данное обстоятельство

Генку не то чтобы смутило, однако и куража не добавило. Ясно было, что из первых скрипок его перевели в подтанцовку, и самое забавное, что Гена не обижался. Подобно спринтеру он одолел свою законную стометровку и теперь ощущал понятную усталость. А вот у соболевцев все получилось с точностью до наоборот. По мере того как Генка терял первоначальный напор, жители деревушки входили во вкус и наращивали обороты. Валера окончательно превратился в отца-командира и разве что строем не водил сельчан. Однако ему с удовольствием подчинялись, и даже дед Жора, получив первую порцию пчелиных укусов, заметно ожил. Теперь и он каждое утро собирался к «новому председателю».

— А что? Все пошли, и я туда ж… Небось, не слабже других. Хоть советом да подмогну…

Словом, Генка проводил теперь больше времени с малышами: рассказывал им про диггеров и исчезнувшие города, вырезал из коры лодочки с самолетами, подолгу сидел на пруду или речке, а пару раз даже выбрался в лес за грибами. Как бы то ни было, но бег времени перестал замечаться, и когда на ручных часах календарь выдал 29-е августа, подросток почти не удивился. Лето просыпалось последними песчинками на ладонь, и это следовало принять как факт. Ему в самом деле пора было уезжать.

Конечно, нужно было еще обучить того же Валеру и других сельчан элементарным азам компьютерной грамотности, создать сайт для дяди Паши, свозить Юрашку к врачам на предмет обследования почек и успеть сделать для детей настоящего воздушного змея, но как говаривал незабвенный Козьма Прутков: «Необъятного — не объять». Короче говоря, всех дел было не переделать, и самым разумным представлялось отложить их на потом.

А еще… Еще ему очень хотелось увидеть Варю. О девочке постоянно вспоминал Юрашка, вспоминал и сам Генка. Каждый день они ждали, что она снова позвонит, но что-то у нее, видимо, не получалось.

Зато вдвоем с Юрашкой Гена выучился ловить пчел. Сердитых насекомых собирали в полиэтиленовый кулек, приносили домой, и вздыхающий дед Жора покорно ложился на лавку. Бабушка Феня присаживалась у изголовья и принималась гладить старика по седым волосенкам, а прыгающий Юрашка требовал включить любимую песню про Колобка. Начиналось страшное, и Генка послушно заводил компьютер. Под напевы Бутусова рассерженных пчелок начинали извлекать из кулька и неспешно сажать на старческую спину.

— Здесь горит звездою русский рок, — звенели динамики. — Круглый и простой, как колобок!..

— Ах, ты мать честная! — стонал под музыку дед Жора и выгибался дугой. Юрашка испуганно визжал, а Генка извлекал пинцетом очередную пчелу, отважно подносил к пояснице деда. Зрелище было жутковатым, но деду в самом деле становилось лучше. Уже после первого «сеанса» он рискнул поработать в дровянике, а после третьего вообще перестал забираться на печку. По одной пчелке поставили даже Юрашке с бабушкой. Себя Генка не жалил — во время ловли пчел «процедура ужаливания» происходила сама собой.

А еще случилось в Соболевке другое немаловажное событие. После пятнадцати суток, проведенных в районном отделении милиции, в деревушку вернулся Степчик. Заметно похудевший, остриженный под ноль и насупленный, он бродил по селу злым привидением и тщетно пытался понять, что же такое вокруг происходит. В результате вечером у него вышла стычка с Мишаней, на крики которого тут же подоспел Валера. Степчик

набросился на бывшего сержанта, и, разумеется, воин-афганец снова одержал верх. На этот раз хулигана он крепко связал бичевой и самолично уложил на полати у себя в сарайчике. О чем они после беседовали и что такое поведал Валера арестованному буяну, осталось тайной за семью печатями. Но уже на следующий день, к изумлению сельчан, украшенный свежим синяком Степчик с азартом перетаскивал к реке тяжеленные металлические конструкции. Генка в столь быструю перековку верил слабо и на всякий случай снова стал брать с собой разрядник. Впрочем, пустить его в дело так и не пришлось. Шокер лишь оттягивал карман джинсов бесполезной тяжестью. Даже разводить огонь оказалось удобнее обычными спичками.

Как бы то ни было, но 29-е Генку застало врасплох. То есть вроде бы конца лета он ждал, даже дни периодически пролистывал в уме, а все равно просчитался. Финиш ударил, точно молоток по пальцам…

Электричка уезжала в три часа, и, скоренько собравшись, Гена ринулся к Валере. Дома афганца не оказалось, и самое странное, что вместе с ним пропал и Юрашка. Бабушка Феня сказала, что спозаранку оба отправились к речке, но на речке Гена застал только Степчика и Мишаню. Помирившиеся приятели сообща силились передвинуть огромный валун, поочередно подпирали его различными палками, громко перепирались. Тут же невдалеке, уютно обняв лопочущего Шурку, сидела Катюха. Как выяснилось, про Валеру с Юрашкой она тоже ничего не знала. Расстроившись окончательно, Генка не стал ничего объяснять и побрел обратно.

Скоренько написав записку для Валеры, а на отдельном листе изобразив для Юрашки небритого пирата, он попрощался со стариками. Баба Феня, конечно, расплакалась, дед Жора же вытребовал клятву непременно вернуться следующим летом. Генка еще раз напомнил им про работающую у Валеры электронную почту и с сумкой на плече двинулся по уличным мосткам.

Вокруг привычно стрекотали кузнечики, гудели мухи и кудахтали куры. Генка шагал и тоскливо думал, что очень скоро все это шуршаще-звенящее многоголосье сменится гулом моторов, ревом магнитол и лопотанием телеканалов. И уж тем более не окажется в городе пружинящих под ногами досок, не будет возможности скинуть обувь и прогуляться по земле босиком.

Он невольно покосился на свои ноги. Ведь тоже пообвыкли! Теперь и не верилось, что в первые дни он ойкал и ахал. И даже уставал быстрее Юрашки! Теперь же долгая дорога подростка совсем не пугала.

Покидая Соболевку, Генка задержался на месте бывшей ямины, с удовольствием прошелся по хрусткому щебню, даже подпрыгнул пару раз. А потом какое-то время глядел на деревню, на утопающие в зелени улочки, на кирпичные трубы и, конечно же, на размашисто работающие ветряки…

Путь до Заволочья он одолел в рекордные сроки. Уже на перроне сверил свои часы со станционными. Разница оказалась несущественной, а значит, туринской электрички следовало ожидать минут через двадцать. Удовлетворенно вздохнув, Гена сбросил с плеча сумку. Можно было поздравить себя: он снова все рассчитал верно. Долгое ожидание — вещь муторная, и лучше уж сразу очутиться в вагоне.

На плечо Генке опустилась огромная рыжая бабочка.

— Привет! — он невесело улыбнулся. — Прилетела меня провожать?

Бабочка чуть переместилась, элегантно качнула мохнатыми крыльями. Усики-антенны беспечно подрагивали — Гену бабочка совсем не боялась. Глядя на нее, он запоздало пожалел, что не прихватил в Соболевку какой-нибудь цифровик. Сейчас-то с этим просто; никаких тебе проявителей с закрепителями, никаких пленок и мороки с печатью. Снял, перекачал на комп — и любуйся! На худой конец мог бы попросить у Морехода трубку со встроенной фотокамерой. Но вот не дотумкал, не догадался…