Слева по борту - рай
Шрифт:
Подлинные короли "Квинз бара" - экипажи роскошных прогулочных яхт. Во время моего пребывания в Папеэтс у набережной Бир-Хакейм стояло свыше десятка больших яхт миллионеров; их команды были укомплектованы так называемыми моряками-джентльменами, как правило, молодыми американцами. Под руководством опытного матроса они перегоняют яхты из Соединенных Штатов Америки или Европы к островам Общества, куда в бархатный сезон, когда не бывает ураганов, прибывают владельцы яхт, чтобы поплавать между островами. Но многие владельцы видели свои яхты только на фотографиях - они приобрели их, в основном стремясь удачно поместить деньги или же из престижных соображений: "Моя яхта сейчас стоит в Папеэте". Начало такого рода плаваниям положил в 1920-е годы французский теннисист Алэн Жербо,
Один из них называет себя румынским графом. Не исключаю, что это соответствует действительности и он был таковым до установления в стране социалистического строя. Граф Г.
– человек, несомненно, интеллигентный и начитанный, но лично меня настораживает, когда кто-нибудь много говорит о своей культуре и одновременно просит одолжить ему тысячу франков. Граф получает просимую сумму (примерно 80 крон) и тотчас тратит их на всю компанию. Позднее мы становимся добрыми знакомыми, и он приглашает меня к себе. "Домом" служит ему перевернутый ялик с пристройкой из рифленого железа на берегу, довольно далеко от города. Пробив дыру в потолке (иными словами, в дне ялика), владелец "дома" просунул в нее железную трубу и устроил неплохую печурку. Возле нее мы и сидим в одно прекрасное раннее утро и лакомимся шииш-кебабом - мясом, жаренным на шампурах по турецкому рецепту. Мой хозяин оказался превосходным мастером в приготовлении этого блюда, и я предлагаю ему устроиться поваром в одну из гостиниц Папеэте. По-моему, в этом амплуа он добьется больших успехов.
– Любезный мосье, - отвечает он, - аристократ не может заниматься столь унизительным трудом, как приготовление пищи за деньги.
Граф уже выпил в течение ночи добрых два десятка кружек пива, и, дабы произвести выгодное впечатление на прихваченную с собой новую вахину, он напяливает на себя смокинг, который висит на вешалке посреди "комнаты" и отгораживает спальню от "кухни".
Билли говорит, что помолвлен с родственницей последней принцессы Таити. Но, насколько я понимаю, он одновременно помолвлен с другими таитянскими девушками. Возвращаться в США, где он получил профессию дамского парикмахера, Билли не намерен. В Папеэте он попал на яхте Эррола Флинна в качестве куафера и "друга" одной богатой дамы из Нью-Йорка и собирается пока здесь остаться.
– Я не слишком большой любитель работать, - признается он, - и потому хочу жениться на таитянке с состоянием, чтобы мирно и безбедно прожить остаток дней. Мне многого от жизни не надо - были бы только пиво и девушки. Жаль, что у нас, в Штатах, все девицы непременно хотят выйти замуж; здесь же, на Таити, они охотно соглашаются жить со мной, но, стоит предложить им замужество, они тут же меня покидают.
Французская статистика подтверждает справедливость слов Билли: на островах Общества лишь 5-7,5 процента пар, имеющих детей, находятся в браке.
2
Таитянам неведомы понятия "автобус", "омнибус" или "маршрутное такси", вместо них существует "ле трак" (le trac). Многие траки представляют собой переделанные грузовички, в кузове которых укреплен деревянный ящик с жесткими скамейками вдоль бортов. В траках сидячие места рассчитаны человек на десять, но редкая машина трогается в путь с рыночной площади Папеэте, не имея на борту вдвое больше пассажиров, и это не считая птицы и огромного количества плетеных корзин, набитых бесчисленной поклажей. Обычная таитянская семья живет в постоянном окружении таких корзин; их подвешивают к потолку и используют в качестве комодов, платяных шкафов, кладовых, ящиков для грязного белья и колыбелек.
Трак, которому предстояло доставить меня на Арю, как и другие машины, имеет собственное имя. Он называется "1'ami du peuple" ("Друг народа").
– Ну, куда спешить? Вы сами услышите, когда "Друг народа" подойдет, мосье.
Постепенно до меня доходит система во всей своей простоте. Траки въезжают на улицу и останавливаются, после чего шоферы, которые нередко являются и владельцами машин, начинают громко выкрикивать их названия: "Через пять минут в Афаахити отправляется "Страх Марлона Брандо". Просим пассажиров занять места!" или: "Пора грузиться всем, кто хочет попасть на "Гордости техники" в Матаиэя!" Большинство траков носит полинезийские названия, причем в них содержится столь смелое описание сельских красоток, чье имя они носят, что я не решаюсь привести их перевод. Ограничусь лишь одним примером: толстенный шофер, облаченный в одно лишь пйро (набедренная повязка), кричит на всю площадь:
– "Жаннета Большегрудая" отходит в Махаену!
Но вот появляется грохочущий "Друг народа", и его немедленно заполняют пассажиры, которые спешат в Арю и Пойнт-Венус (название этой местности в данном случае не имеет никакого отношения к любви - просто отсюда капитан Кук наблюдал движение Венеры по небу). Я втискиваюсь со своими чемоданами, кино- и фотоаппаратами между толстой таитянкой и пожилым мужчиной - как потом выяснилось, он оказался местным вождем. Огромный поросенок проявляет такой интерес к моему магнитофону, что не только укладывается на него, но и оставляет небольшую благоухающую визитку на моем имени, написанном на кожаном футляре.
Машина трогается, и мы пускаемся в путь под непрерывные гудки всех трех клаксонов, которыми оснащен "Друг народа". Звук одного из них напоминает мычание коровы, и всякий раз, как шофер нажимает рожок, пассажиры громко хохочут. Вскоре до меня доходит, что этот сигнал имеет особый смысл: его подают лишь тогда, когда на дороге или в пределах слышимости появляются французские военные. Это своего рода политическая демонстрация, однако в своей оппозиции французскому правлению, от которого они не в восторге, таитяне дальше не идут.
Мой сосед, сносно говорящий по-французски, весьма гордится нашим шофером по имени Тери: оказывается, это его сын (во всяком случае, так его уверяют).
– Тери придерживается девиза: прибавь газу и закрой глаза.
Как я мог убедиться, сын вождя следует своему правилу, когда мчит нас по улицам города, а затем по окруженной пальмами дороге к Пойнт-Вснусу.
На Таити водитель может не опасаться заблудиться - имеется всего одна дорога, которая идет вокруг острова, с двумя небольшими ответвлениями в горах. Конусообразные, вулканического вида горы во внутренних районах острова дышат миром и покоем; здесь не живет ни одна душа. Лишь молодежь время от времени отправляется в долины за дикими апельсинами, бананами или плодами хлебного дерева. Жилые постройки раскинулись по побережью, и для указания адреса достаточно назвать ближайший камень, отмечающий километры, к западу или востоку от Папеэте. Многие таитяне, проживающие за пределами города, попросту включают номер камня в состав своего имени; например, владельца небольшой бакалейной лавки вблизи девятого западного километрового камня зовут господин Жан Фату Девять-Запад.
Тери останавливает "Друга народа" и что-то говорит сидящим возле него пассажирам. Его сообщения быстро передаются остальным, и, прежде чем сосед успевает разъяснить мне, в чем дело, все пассажиры покидают грузовичок... в слезах. А за несколько минут до этого они громким смехом встречали каждое мычание рожка. Пассажиры скрываются в домике у дороги, оставляя меня в одиночестве. По прошествии некоторого времени появляется мой сосед. Вытирая слезы тыльной стороной ладони, он просит меня следовать за ним. В домике на примитивном ложе лежит мертвый старик. Его лицо и тело почти целиком скрыты под цветочными гирляндами, а редкие седые волосы прижаты короной, сплетенной из гибискуса [12]. Лицо отмечено печатью особого покоя, и мне редко доводилось видеть, чтобы человек был так красив в смерти.