Слеза дьявола

Дивер Джеффри

Паркер поколебался:

– Можно.

Затем он сказал: «До свидания», вернулся в дом и закрыл дверь.

На лестнице стоял Робби.

– Кто они, папа?

– С этим дядей я когда-то вместе работал.

– У нее был пистолет? У этой тети?

– Ты его видел?

– Да.

– Тогда, значит, был.

– А с ней ты работал?

– Нет, только с дядей.

– Ой, папа, а она красивая.

Паркер чуть было не сказал: «Для тети-полицейского». Но промолчал.

– Оружие, –

бросила Маргарет Лукас. – Мне нужны данные по оружию стрелка.

– Будут с минуты на минуту, – отозвался Арделл.

Они сидели в оперативном центре на пятом этаже штаб-квартиры ФБР.

Кейдж прошел мимо Лукас, шепнув:

– Молодцом!

Лукас промолчала. Она поймала свое отражение в одном из огромных настенных видеоэкранов с увеличенным изображением письма шантажиста и подумала: «А молодцом ли?» Она надеялась, что да. Лукас отправила отпечатки пальцев преступника в основные базы данных по всему миру. Два десятка агентов искали свидетелей. Проверялись сотни номерных знаков. По всей стране агенты выуживали информацию у осведомителей. В Городском совете проверяли входящие и исходящие звонки за последние две недели.

Зазвонил телефон. Лен Харди потянулся к трубке, но Кейдж его опередил. Детектив Харди скинул куртку и щеголял в белой рубашке в тонкую коричневую полоску, коричневом галстуке и отутюженных брюках. Хотя он вместе во всеми лежал на поле в северной Виргинии, на нем не было ни пылинки, да и прическа сохранилась в нетронутом виде. Харди скорей походил не на детектива, а на подтянутого иеговиста с душеспасительными брошюрами наготове.

Кейдж повесил трубку:

– Получил все данные. Оружие – «узи». Глушитель набит искусственной ватой. Вручную, не промышленным способом.

Лукас сказала Арделлу:

– Пусть кто-нибудь проверит сайты с инструкциями по сборке самодельных глушителей. Может, получится установить электронные адреса последних пользователей.

Агент позвонил и доложил:

– Над этим уже работают технические службы.

Лукас обратилась к Кейджу:

– У меня возникла идея. Мы можем задействовать парня из отдела кадров, он изучает почерк тех, кто приходит устраиваться, и пишет на них характеристики.

– Не стоит, – произнес голос у них за спиной.

Лукас обернулась и увидела мужчину в кожаной летной куртке. На шее у него болталась бирка посетителя, а в руках он держал большой «дипломат».

– Меня впустил Арти – все еще помнит после стольких-то лет, – сообщил Паркер Кинкейд. Арти был дежурным на служебном входе.

– Здравствуйте, мистер Кинкейд. Так чего нам не стоит делать? – спросила она.

– Нельзя охарактеризовать личность по почерку.

Лукас не понравилась его безапелляционность.

– Мне казалось, многие это делают.

– Многие и по картам гадают. Пустая трата времени. Мы сосредоточимся на другом.

– Хорошо.

Лукас дала себе слово, что постарается не возненавидеть этого человека.

– Паркер,

познакомься с Тоубом Геллером. Нынче вечером он у нас компьютерщик и связист в одном лице. Мы перехватили его на пути в Нью-Хэмпшир, где он собирался покататься на лыжах.

Подтянутый агент с готовностью улыбнулся:

– За праздничные сверхурочные я согласен на все, – и пожал Паркеру руку.

Кейдж кивком указал на другой стол:

– Ч. П. Арделл. Никто не знает, что означают буквы «Ч. П.», полагаю, даже он сам.

– Когда-то знал, – лаконично заметил Ч. П.

– А это Лен Харди, связной от Полицейского управления округа.

– Рад познакомиться, сэр, – произнес детектив.

– Можно без «сэра». Вы криминалист? Следователь?

Харди смешался:

– Вообще-то я из статистики.

– Итак, где письмо? – спросил Кинкейд у Лукас.

– В отделе идентификации. Я хотела проверить, вдруг на нем найдутся еще отпечатки.

Кинкейд нахмурился, но не успел открыть рот, как Лукас добавила:

– Я дала указания использовать только лазер. Никакого нингидрина.

Он поднял брови:

– Вы занимались криминалистикой?

– Помню из учебного курса.

– Что это такое? Нин… – поинтересовался Харди.

– Нингидрин используют, чтобы проявить на бумаге отпечатки пальцев, – пояснила Лукас.

– Однако, – закончил за нее Кинкейд, – он уничтожает следы от нажима при письме.

Лукас позвонила в отдел идентификации. Лаборант ответил, что других отпечатков на документе не обнаружено и курьер доставит им письмо. Лукас сообщила это всем остальным. Паркер кивнул.

– Почему ты передумал и пришел? – спросил Кейдж.

Паркер помолчал и ответил:

– Помните, вы упоминали о детях, которых ранили в метро? Один ребенок умер.

– Слышала, – таким же серьезным тоном заметила Лукас.

– Я здесь с одним условием, – продолжал Кинкейд. – Никто, кроме нашей временной группы, не должен знать, что я участвую в этом деле. Если мое имя всплывет, я ухожу на любой стадии расследования.

– Как вам будет угодно, мистер Кинкейд, однако…

– Просто Паркер.

В разговор вступил Кейдж:

– Будь по-твоему. Но можно узнать – почему?

– Дети. Я получил право опеки над ними четыре года назад, когда развелся с женой. Одна из причин, по которой именно я получил это право, – я работаю дома и не занимаюсь ничем таким, что способно поставить под удар их или меня. Похоже, жена хочет теперь оспорить постановление об опеке. Ей нельзя знать об этом деле.

– Нет проблем, – заверил его Кейдж. – Станешь кем-нибудь другим. Кем тебе хочется?

– Окрестите меня хоть Джоном Смитом, хоть Томасом Джефферсоном, только скройте мое настоящее имя. Джоун появится завтра утром с подарками для детей и намерена подвергнуть их перекрестному допросу. Если она выяснит, что в канун Нового года я отправился на расследование дела…