Слеза Шамаханской царицы
Шрифт:
Она лишь пожала плечами, не зная, что ей ответить. Ну что тут ответишь – ничего и не ответишь. Можно только слегка головой кивнуть, выражая свое сочувствие.
– Ой, да что там говорить... – махнула рукой Маргарита Исидоровна, видимо, раздражаясь на ее молчаливое сочувствие. – Вам все равно не понять, это пережить надо... В общем, он выносил в голове довольно зверский план, как от нас избавиться, и довольно ловко его осуществил... Вы знаете, что он придумал? Он решил нас обратно в Россию увезти! Обманом! Вроде того – надоело ему в Германии, ожидания не оправдались, то да се... Давай, мол, обратно в Россию
– А вы ей что, рассказали? Ну, про его подлость, я имею в виду... Что он это специально придумал...
– Конечно, рассказала! А кому мне было еще рассказывать? Город незнакомый, ни родственников, ни подруг... Хотя потом пожалела, конечно.
– Да. Не надо было.
– Да сама знаю, что не надо. Но сделанного не воротишь... Да и не обо мне сейчас речь. Я, собственно, к тому вам все это рассказала, чтоб вы поняли...
– Да, Маргарита Исидоровна, я поняла. Только мне от этого понимания нисколько не легче. Вы что мне сейчас предлагаете, прослезиться и благословить?
– Да нет... Я думаю, до благословения дело не дойдет, что вы... Ну, поиграет она в любовь с мужчиной-отцом, потом, я думаю, ей надоест...
– А если не надоест? Тогда что?
– Да что вы меня пытаете! Откуда я знаю! Моя дочь вообще очень сложный, запутанный отклонениями от нормальной психики организм... Там, знаете, всего намешано понемногу: и легкие признаки аутизма, и природная низкая самооценка, с которой она борется какими-то своими методами... И эти крайности, эти жуткие переходы из одного состояния в другое! То она замкнута, то взвинчена до предела, то, наоборот, мудро уравновешена... А как она этих мужиков меняет – я уж и со счету сбилась, сколько их у нее перебывало. Есть, есть в ней что-то такое, знаете... Притягивающее сплетение энергий. Что-то ускользающее, за которое непременно надо ухватиться. Да, в нее мужики влюбляются, что есть, то есть. Хотя внешностью девочка и не особо удалась – вы-то сами ее видели?
– Да. Видела.
– А где, если не секрет?
– Эльза была на новогодней вечеринке нашей фирмы, мы там вместе с мужем работаем.
– А, понятно... Значит, ваш муж там ее и увидел?
– Ну да...
– Увидел – и сразу повелся? Ну, что я вам говорю! Не он первый, не он последний! Так что особенно не переживайте – я думаю, она в него не влюбится. Знаете, мне иногда кажется, что она вообще любить не умеет. Она получает любовь от других и... Будто разглядывает со стороны, изучает, что ли... Как слепая, пальцами нащупывает. Очень, очень странная девочка... Иногда бывает забавно за ней наблюдать...
Лиза вдруг поежилась, и отчего-то захотелось автоматически пересесть, отодвинуться подальше от этой женщины, как отодвигаются от опасного простудного сквозняка. Где-то там, внутри, рождалось ненужное и не к месту недоумение: чего ж она, эта «Исидоровна», так о дочери-то?.. Ишь, разошлась с оценками, прямо как заправский психоаналитик! Разве может
А впрочем, это не ее дело, она в этот дом за другой надобностью заявилась. И, похоже, зря заявилась, зря этот разговор затеяла. Видно, «Исидоровна» тоже ее настроение почувствовала, проговорила вдруг мягко, почти душевно:
– Так что не переживайте, Елизавета Васильевна, за своего драгоценного мужа! Думаю, он Эльзе быстро надоест. Но я все равно с ней обязательно поговорю...
– Нет! Прошу вас, не надо с ней ни о чем говорить! И вообще... Не говорите ей, что я здесь была... Пожалуйста.
– Почему? – пожала плечами «Исидоровна», потянувшись за очередной сигаретой.
– Я... Я не знаю. Просто не говорите, и все.
– Хм... Ну что ж, как хотите... А зачем тогда приходили?
– Да так... На эмоциях, наверное.
– Странная вы, однако...
– Я пойду, извините.
– Ну что ж... Пойдемте, я вас провожу...
В прихожей заторопилась, путаясь в рукавах шубы. Маргарита Исидоровна стояла, скрестив руки на груди, улыбалась непонятно – то ли с досадой, то ли с холодной жалостью. Неловко попрощавшись, выскочила за дверь, будто на свободу вырвалась. Подальше от этой холодной улыбки...
На улице шел снег – основательный, несуетливый, мохнатый. Толстые хлопья летели к земле по-хозяйски вальяжно, цеплялись за волосы, за ресницы, лезли за шиворот. Постоишь так минуту – и в белое изваяние превратишься. Но все равно – так хорошо, так чудесно-красиво... И жить хочется. Несмотря ни на что, даже на Исидоровну.
Тигран сидел в машине, ритмично подергивал головой в такт льющейся из динамиков сладкой восточной мелодии. Увидев ее, резко убрал звук, потянулся, распахнул дверцу.
– Ну что, поговорила?
– Да. Поговорила... – плюхнулась на сиденье, отряхиваясь. – Только не с Эльзой, а с ее мамой.
– Ну что ж, и то хлеб... Может, оно даже и лучше... Пусть знает, что ее дочка вытворяет, съездит ей по ушам пару раз! Хотя что я говорю – у вас менталитет совсем другой... Вот если бы в моей семье...
– Поехали, Тигран! По дороге поговорим! Что-то мне не хочется здесь, около дома...
– Ладно, поехали. Черт, какой снег пошел... Сейчас наверняка еще и в пробку попадем, так что время для разговора будет.
Выехали со двора, миновали тихий переулок, и точно – с трудом вписались в поток машин, медленно ползущих по проспекту, утопающему в снежной разнузданности.
– Ты знаешь, а мне ее жалко, Тигран...
– Кого, мамашу?
– Да нет, Эльзу! Представляешь, эта мамаша так сейчас дочку свою на кресте распяла, что у меня мороз по коже пошел!
– Ну, так и правильно! Да за такие дела...
– Нет, я не о том... То есть вообще не про дела... Понимаешь, она сейчас мне, чужому, в сущности, человеку, вдруг принялась рисовать психологический портрет своей дочери, абсолютно холодный в своей объективности... Прямо вивисектор и инквизитор в одном флаконе, а не родная мать! Такое чувство, что она совсем, совсем ее не любит!