Слезинка в янтаре
Шрифт:
Аня – человек сильный, выносливый, волевой. Если она исчезла, значит, ее нет, как ни трудно мне в это поверить. И кто, если не я, единственный близкий ей человек, должна во всем разобраться. Даже отомстить, если нужно.
Может, я и сомневалась бы, стоит ли ехать в Кемерово, если бы не Олин рассказ об этой Тисульской принцессе. Это ли не знак? Как вообще могло случиться, что малознакомый человек, оказавшийся рядом со мной, затеял этот разговор о принцессе? Помню, она начала с какой-то женщины, которую закопали живьем, не подозревая, что та заснула летаргическим сном. И вдруг – деревня Р. и слово
Но одно дело мыслить, а другое – действовать. Для такой дальней и, скорее всего, опасной поездки нужны деньги, и немалые. Где их взять? Попросить у шефа, Миши Пелькина? Он, конечно, добрый, но не настолько, чтобы дать официантке взаймы две тысячи евро – приблизительно столько, по моим скромным подсчетам, потребует это путешествие. Кредит? Я никогда не брала кредит и вообще боялась этого слова, вернее, этой печальной зависимости от банка. Но даже если мне удастся его взять, как я буду потом расплачиваться с банком? Мне нужно платить за квартиру и как-то жить, вряд ли получится каждый месяц выкраивать деньги на погашение долга.
Думаю, отчаяние было написано на моем лице, иначе с чего бы Оле, вернувшейся с работы на час позже меня, спрашивать с порога:
– Что случилось?
Я пожала печами и хотела отмолчаться, но Оля не позволила.
– На работе что-нибудь? Снова маньяк?
Прошло всего три дня, как мы переехали на Цветной бульвар. Каждый раз, когда звонил колокольчик, извещавший о приходе нового гостя, я резко оборачивалась, чтобы взглянуть, не маньяк ли пожаловал.
К счастью, я больше не видела его никогда. Уехал? Или просто переключился на какую-нибудь другую жертву, на женщину, виновную только в том, что тоже отказала ему? Мы, женщины, никогда не поймем мужчин хотя бы потому, что природа избавила нас от этой болезненной зависимости от противоположного пола.
Но странное дело: я не переставала ненавидеть этого своего врага за то, что он изрядно потрепал мне нервы, а с другой стороны, была ему даже благодарна. Ведь это он причастен к тому, что я оказалась в прекрасной квартире в центре Москвы, да еще познакомилась с Олей. Не будь я тогда в таком страхе, мне, может, и в голову бы не пришло впускать в свою жизнь кого бы то ни было.
Да, я всегда ценила одиночество и спокойствие, но теперь, когда у меня была Оля, оказалось, что иметь подругу очень даже приятно. Конечно, многое зависит от характера того, кто живет рядом с тобой. Так вот, с Олей мне повезло. Она была душевным человеком, рядом с которым я почувствовала себя намного более защищенной.
События этого дня лишний раз подтвердили это. Сама не знаю, как вышло, что я рассказала ей о сестре и собственных нехороших предчувствиях. Добавила еще, что, если она действительно погибла, виноват, скорее всего, этот муж, который втравил ее в какую-то авантюру. Муж, с которым я не знакома, но жажду познакомиться, чтобы призвать к ответу и отомстить.
Еще я сказала, что собираюсь занять у кого-нибудь денег на дорогу. Оля задумалась. В душе я улыбнулась. Откуда у этой девчонки, строчащей полотенца и простыни за копейки, знакомые с деньгами? Будь у нее серьезные покровители или друзья, она не работала
Была у меня одна мысль, которую я гнала, – попросить денег у Людмилы Николаевны, нашей квартирной хозяйки. Пару раз я даже порывалась ее набрать, но в последний момент передумывала.
– Я подумаю, где можно раздобыть денег, – сказала Оля и потерла указательный пальцем кончик носа.
– Думаю, касса твоей фабрики вполне подойдет, – уныло пошутила я. – Возьмем?
Это была шутка в духе моей сестрицы, и сейчас я почувствовала, как мое сердце сжалось. Дурацкое выражение, согласна, но что-то с моим сердцем точно сделалось – я почувствовала щемящее движение в груди, и к горлу подкатил комок. Что-то действительно застряло в горле, мягкое и жгучее, слово одна большая разбухшая теплая слеза. Что это, если не боль потери, в которую мне так не хотелось верить!
Мне всегда казалось, что сестра будет жить долго, может быть, потому, что Аня и болезнь были понятиями несовместимыми. Она всегда была здоровой, бодрой, полной сил, с сияющей улыбкой. Да она вечная! Как она могла оказаться в этом гробу? И не просто в гробу, а в саркофаге, которому много миллионов лет? Попахивало авантюрой, и в этом была вся Аня. Только неживая.
– Говоришь, это твоя родная сестра?
Мы с Олей пили чай на кухне, и настроение у обеих было такое, как будто прямо здесь, за стенкой, стоял гроб.
– Да. Мы с ней одни на всем белом свете.
Ничего нового. О нашей неблагополучной семье и матери-алкоголичке я уже успела рассказать раньше, когда мне так хотелось выговориться, поделиться страхами и переживаниями.
– Надо действовать, искать какие-то пути. Занимать, попытаться взять в кредит!
– Кредит-то мне дадут, но вернуть его вовремя у меня точно не получится, – возразила я. – И, знаешь, не хотелось бы жить в страхе перед коллекторами, какими-то ужасными мужиками, которые станут преследовать меня, угрожать, а то и бить.
– Я спрошу у мамы, – вырвалось у Оли.
До меня вдруг дошло, что я практически ничего не знаю о ее матери. Я только заметила, что в первый раз она назвала ее «матерью», которая убьет, если узнает об аборте, а сейчас – мягким «мама».
– Она здесь, в Москве? – спросила я осторожно. Наверняка это сложные отношения, и тема может быть для Оли болезненной.
– Да, здесь. Ухаживает за одной пожилой парализованной женщиной.
Понятно, в плане денег здесь точно нет никаких перспектив.
– Не морочь ей голову моими проблемами, – попросила я. – Твоей матери и так приходится несладко. Могу себе представить, как тяжело ухаживать за больной. Не думаю, что она когда-нибудь мечтала о такой работе.
Как-то сразу нарисовалась мрачная картина: пожилая дама в инвалидном кресле, а за ее спиной болезненного вида женщина с потухшим взглядом. Такой я вообразила Олину мать.
– Она давно здесь живет, у нее есть кое-какие связи. Ладно, посмотрим.
Остаток вечера мы с Олей провели за моим ноутбуком и пытались выудить из интернета все о Тисульской принцессе. Я показала Оле Анины фотографии, чтобы она сама удостоверилась, что женщина в гробу не может быть не кем иным, как только моей сестрой.