Слезы Брунхильды
Шрифт:
Война должна была вот-вот начаться. Война, в результате которой навсегда установятся нерушимые границы его сильного и богатого королевства.
К вечеру зарево пожаров стало более различимым — оно почти сплошным кольцом окружало Мелоден. Легкий ветерок доносил запах гари до лагеря, разбитого на берегу вокруг небольшой крепости, — здесь сосредоточились основные силы осаждавших остров войск Нейстрии. Стоя на крепостной стене в окружении своих военачальников, Хильперик наблюдал за происходящим, не испытывая ничего, кроме нарастающего раздражения. На сей раз горели не окрестные деревни и фермы. Защитники Мелодена, выдержавшие уже неделю осады, сжигали мосты, соединяющие
— Есть новости от Берульфа? — спросил король, не оборачиваясь.
— Сеньор, я отправил к нему гонцов еще три дня назад, — ответил Ансовальд, стоявший позади него. — Может быть, они вернутся сегодня к ночи…
Хильперик обернулся к своим спутникам — медленно, чтобы успеть, хоть немного, скрыть раздражение. Даже если его племянник Хильдебер нарушит слово и не придет, возможно, у него самого найдется достаточно сил в Аквитании, чтобы в одиночку вести эту войну. Дезидерий, ставший герцогом Тулузским, и Бледаст, герцог Бордосский, шли с юга навстречу Берульфу, правителю Пуатье, и каждый вел несколько тысяч человек. Эти три войска, объединившись, должны были взять Бурж, а затем двинуться к Неверу, чтобы, как было условлено, встретиться с Хильпериком. Все вместе они образовали бы мощнейшую армию, которой уже никто не смог бы противостоять…. Но прежде надо было взять Мелоден.
Увы! первым, кто попался ему на глаза, был Бертефред, один из остразийских Лучших, личный друг Урсио.
— А ты мне что скажешь?
— Ваше величество, я также посылал гонцов к епископу Эгидию, — ответил тот. — Я знаю, что наши войска уже на подходе, во главе с королем Хильдебером и монсеньором Эгидием. Они вот-вот прибудут…
— Для тебя будет лучше, если они прибудут поскорей.
Бертефред попытался было что-то сказать, но король его больше не слушал. Схватив Ансовальда за руку, Хильперик указал ему на облако пыли, сверкающей в последних лучах солнца на дороге в Париж.
— У тебя глаза получше моих, — сказал он. — Что ты там видишь?
— Двух всадников. Скачут во весь опор…. Возможно, это мои люди.
— Ступай, проверь.
Ансовальд склонил голову и, спустившись с дозорной дорожки, пошел навстречу всадникам. Через полчаса он вошел в королевский шатер в сопровождении одного из гонцов, покрытого пылью с головы до ног.
— Новости от Берульфа, ваше величество. Армия Гонтрана разбита под Буржем…
Хильперик на радостях с такой силой ударил кулаком по столу, что кубки и кувшины, стоявшие на нем, опрокинулись. Потом поднялся и крепко обнял гонца.
— Садись, у тебя усталый вид. Хочешь, есть или пить? Эй, налейте ему выпить!
Слуги поспешно подбежали к столу, а Хильперик в нетерпении потер руки, ожидая рассказа. Но лицо гонца было таким же серым, как его одежда.
— Они ждали нас в Медиолануме [62] , в двух днях пути к югу от Буржа, — мрачно заговорил он. — Мы сражались весь день и половину следующего дня. Кое-где убитые лежали грудами в стену высотой, так что через них нельзя было перебраться, а кровь заливала равнину, как река…. По меньшей мере, семь, а то и десять тысяч убитых и раненых, и
62
Медиоланум (это название буквально переводится как «посреди равнины») — в настоящее время Шатомейан.
— Когда бургундцы побежали, их оставалось всего несколько сотен, но у нас не было достаточно всадников, чтобы преследовать их. Берульф был ранен, командование взял на себя Дезидерий. Когда я уезжал, они осадили Бурж.
Побежденный усталостью и недавним страхом, гонец замолчал. В шатре надолго воцарилась мрачная тишина — невозможно было радоваться победе, одержанной такой ценой…. Затем Хильперик стиснул зубы и вышел.
— Но мы все же победили, — негромко произнес Ансовальд, выйдя вслед за ним.
— Ты не понимаешь…. Им понадобится еще много дней на то, чтобы взять этот проклятый город, а потом восстановить силы. Дезидерий и остальные не придут сюда — в любом случае, не сразу…. Если Хильдебер по-прежнему будет медлить, нам придется снимать осаду.
— Что?.. Но, сеньор, мы ведь даже не сражались!
— С кем ты тут собираешься сражаться, глупец? — закричал Хильперик, хватая Ансовальда за шиворот. — С этими стенами, с этой рекой? Или с армией Гонтрана, когда у нас не наберется и тысячи человек?
Ансовальд вырвался — более резким движением, чем хотел. Лицо его побледнело от сдерживаемого гнева.
— Уходить значило бы поступиться честью, — ровным голосом сказал военачальник.
Хильперик бросил на него презрительный взгляд, пожал плечами и отвернулся. Ансовальд смотрел королю вслед, пока тот не скрылся в темноте между походными кострами. Снова отступать… Он вообще умеет отдавать какие-то другие приказы? Сейчас Ансовальд завидовал Берульфу и Дезидерию, своим старым боевым товарищам. По крайней мере, они могли гордиться победой, какой бы ценой она ни была достигнута…. Никогда еще войска Нейстрии не были так сильны. Сдаться сейчас означало бы разрушить эту силу и похоронить всякую надежду на победу. Нужно будет сообщить обо всем Фредегонде.
Весь день стояла невыносимая жара. Под раскаленными лучами набравшего силу летнего солнца, одинаково изнурительного для людей и животных, войско Хильдебера продвигалось вперед с угнетающей медлительностью. Неподходящее время для войны…. Сейчас нужно было собирать урожай, заниматься домашним скотом и виноградниками. У всех мужчин, будь то галлы или франки, хватало забот. Впервые пришлось рассылать по округе военные отряды, чтобы собирать людей, устраивать целые облавы, иногда даже проводить публичные наказания…. Но, несмотря на все это, когда остразийские военачальники, наконец, дали команду выступать в поход, армия двинулась отнюдь не так быстро, как они вначале рассчитывали.
На ночь армия расположилась в окрестностях поселка Конде, у подножия Реймской горы, в двух днях пути от Мелодена. Большинство солдат завернулись в плащи и уснули сразу же, повалившись в траву, слишком усталые, чтобы чувствовать голод. Лишь всадники коннетабля Суннезигеля — в основном это были королевские личные стражники — сохранили хоть видимость порядка. Лошадей привязали к ограде вокруг поселка, в котором расположился юный король Хильдебер. Что до Лучших, они сочли жалкие хижины недостойными для себя, и разбили лагерь на некотором отдалении. Сейчас в ночи сияли огни зажженных ими многочисленных костров, освещая роскошный шатер военачальников, перед которым епископ Эгидий, по своему обыкновению, велел расставить столы для ужина прямо под открытым небом.