Слезы из черного золота

Воронин Андрей Николаевич

– Что?! – вскричала девушка, вскочив с кровати. – Вы, кажется, делаете мне предложение? Вы, жалкий трус, ничтожество, которое соврать-то толком не умеет! Вы хотите, чтобы я вышла за вас замуж? – с этими словами она встала с кровати и, подойдя к Халипову, дала ему пощечину. – Вот вам мой ответ.

Халипов медленно встал с кресла и, потирая ушибленную щеку, направился к двери.

– Попомнишь ты мне это оскорбление, – зло прошептал он, – я чеченец, и никому, даже тебе, не позволю так меня унижать.

– Ты не чеченец, ты бандит! – выпалила вдогонку Лена.

Халипов ожидал отказа, но такого позора не мог предвидеть.

Злоба кипела в нем, ведь раны, нанесенные любимым человеком, болят сильнее.

В порыве злобы он схватил паспорт заложницы, положил его в карман и, выскочив на улицу, сел за руль автомобиля. Через час Халипов уже находился у своего друга, бывшего одноклассника Марата Саламова, заведующего грозненским городским отделом регистрации браков.

– Да пойми, Эмиль, не могу я так, – упирался Саламов. – То, что ты мне предлагаешь, выходит за рамки закона!

– За рамки закона выходит! – вскричал он. – Значит, я в рамках закона твоего братца отмазывал? Или, может быть, федералам напомнить о его похождениях под Гудермесом?

– Ты что же, меня теперь всю жизнь этим шантажировать будешь? – вскипел Саламов.

– Марат, – уговаривал Халипов, – я тебя никогда ни о чем не просил, а тебе сделал немало. Неужели у тебя нет никакой благодарности?

– Хорошо, но как ты планируешь с ней жить? Ну, поставлю я вам штампы в паспорта, сделаю свидетельство о браке, ну роспись ты подделаешь, но ведь это все равно будет фикция! Она же, сбежав от тебя при первом удобном моменте, расколется!

– А ты подтвердишь, что мы у тебя были, расписались добровольно, а свидетелей я найду, найду.

– Слушай, Эмиль, – не унимался Саламов, – я тебя знаю давно. Ты же неглупый человек. Сейчас не средневековье, она сбежит отсюда и спокойно пришлет тебе решение суда о разводе!

– Из Чечни не сбежит, а тут я постараюсь, чтобы никакого суда не было.

– Но ведь это насилие и рабство! Неужели ты способен на это?

– Вся наша жизнь, Марат, насилие и рабство, – философски заметил Халипов. – Ничего, слюбится, детей родит. Никуда не денется. Я не могу без нее, ты понял! – вскричал Эмиль Асланович, бросив на стол паспорта. – Сделай это, и навсегда обо мне забудешь.

– Хотелось бы верить, – произнес Саламов, забирая документы. – Ладно, завтра станешь счастливым мужем. Найди свидетелей и в одиннадцать подойдешь, распишешься.

Халипов вышел на улицу и, нервничая, закурил. Это была его месть за нанесенное оскорбление. Внезапно вспыхнувшая любовь притупила в нем много деловых качеств, но по-прежнему остались упорство и настойчивость. И если Эмиль Халипов решил оставить у себя в доме женщину, он, один из влиятельнейших людей в послевоенном Грозном, этого добьется.

Глава 6

Никто не знает, откуда появилась обоюдная неприязнь русских и «лиц кавказской национальности». Может быть, она существовала на генетическом уровне, временно приглушенная искусственным столетним перемирием. Скорее всего, неприязнь эта подсознательная. Только война раздула ее до небывалых высот. Мало кто помнит и точно знает, когда началась война и из-за чего, но зато о ее последствиях красноречиво говорят руины домов и незаживающие душевные раны людей, пострадавших от рук террористов. Контртеррористическая операция может продолжаться бесконечно,

пока один народ не уничтожит другой. Злые взгляды, скрываемые под занавесью лицемерных улыбок, чувствует каждый русский, приезжая в Чечню, и каждый русский понимает, что в своей стране попал в чужой мир. Мир чужой культуры, чужого языка, чужого быта и обычаев. Здесь чужое все, и люди, видя незваных гостей из окон своего закрытого для европейцев мира, стараются спрятать свои истинные лица и сердца. Те, кто приезжал сюда на танках, прилетал на вертолетах, все равно бы их не поняли, да они и не стремились понять. Что может понять ракетчик или танкист, безжалостно выпускающий груду смертоносного железа в село, откуда по разведданным доносились выстрелы? Что может понять солдат, вошедший в обстрелянный с воздуха населенный пункт, выискивая спрятавшихся боевиков? И как могут объяснить отрезанные головы своих однополчан российские солдаты? Как они могут воспринять дикость Шариатского суда? И почему до сих пор об этом не задумывались те, кто на протяжении десятилетия пытается вершить судьбами двух этих народов, сталкивая мировоззрения в кровавых перестрелках и войсковых операциях?

Холодное гостеприимство Грозного Филатов и капитан ФСБ Сергей Зеленцов почувствовали сразу, выйдя из здания вокзала.

– Поздравляю вас, сэр Филатов, – прокомментировал Зеленцов, – вы вновь вернулись в места боевой славы.

– Прекрати паясничать, – одернул его Юрий.

– Ладно тебе, – махнул рукой Сергей и приставил ее ко лбу, закрываясь от палящего солнца. – Что-то нас никто не встречает, а шеф вроде бы звонил.

Тут же, словно услышав реплику, к ним подошел молодой человек в летней рубашке:

– Товарищ капитан? – обратился он к Филатову.

– Нет, – покачал головой Зеленцов, – товарищ капитан это я, а это товарищ старший лейтенант запаса.

– Лейтенант Бисяев, управление МВД. Мне сообщили о вас. Сейчас поедем в гостиницу. Машина ждет.

– Бисяев? – удивился Сергей. – Знакомая фамилия.

– Фамилия вора-рецидивиста по кличке Копченый.

– «Место встречи изменить нельзя», – догадался Зеленцов.

– Точно, – подтвердил лейтенант, открывая дверь черной «Волги», – его Куравлев играл. Каждый спрашивает: «Где я твою фамилию слышал»? Я уже устал объяснять. Мне и в управлении прозвище Копченый дали.

Машина отправилась по улицам города, которые привлекли внимание гостей.

– Удивляетесь? – спросил Бисяев. – По ящику другую картинку видели? Так то телевизор. Вы заметили, что сейчас о Грозном нигде не пишут? Потому что писать не о чем. Мы тут словно на Марсе живем или в Хиросиме после взрыва.

– Кошмар, – удивлялся Зеленцов, – я первый раз в городе...

– А я коренной его житель, – продолжал Бисяев, – вот были бы вы тут до войны. Красота, зелень, благоухание!

– А во время войны где был? – поинтересовался Филатов.

– В первую еще срочную служил. В танковых войсках, правда, в России, слава богу. А во вторую уже здесь, только в Хасавъюрте. А вот недавно сюда перевели.

– Доволен? – спросил Зеленцов.

– Как сказать? Хорошо вернуться домой, но плохо, когда дом не узнать. Здорово его русские снаряды покрошили...

Филатов резко поднял глаза, и, поймав его взгляд в зеркале заднего вида, лейтенант осекся.

– Вот мы и приехали, – сообщил он. – В гостинице вам заказаны пятый и шестой номера на втором этаже.