Слезы из черного золота

Воронин Андрей Николаевич

А в это время боевики стремительно уходили в горы. Так же, как и федералы, оставшиеся боевики старались идти осторожно и тихо. Они передвигались двумя большими колоннами по горно-лесным дорогам, обходя населенные пункты. Гишаев был уверен в своем командире. За многие годы Мирабов ни разу не подводил верных людей. Он научил Исмаила всему: искусству воевать и выживать, по-настоящему уважать силу, но не бояться ее. Мирабов постепенно, с завидным упорством вводил в него свою идеологию, как врач вводит инъекции тяжелобольному.

Исмаил называл Мирабова своим учителем, потому что не знал других учителей, да они и не нужны ему были, здесь. Вера в человека – вот лучшие уроки на войне. Человек, которому веришь – лучший учитель.

Оставшиеся боевики поднимались вверх, но с каждым метром становилось холоднее, ногам приходилось трудно, и чем больше они уставали, тем сильнее в строю слышались жалобы.

– Исмаил, надо сделать привал, – предложил один из командиров, вошедших в подчинение Гишаева.

– Чтобы русские нас догнали?

– Мы оторвались от них на несколько часов, – возразил боевик, – но если сейчас нам не отдохнуть, хотя бы полчаса, в скором времени люди начнут валиться с ног. Тогда мы станем еще лучшей добычей для федералов и не выполним своей миссии.

– Ты прав, – согласился Гишаев, доставая карту, – вот тут, – он указал на маленькую точку, – будет плато. Здесь поляна и хорошие подходы. Мы расставим охрану, взвод минометов и примостимся на час. В случае, если русские нас настигнут, – примем бой. Мало им не покажется.

Боевики выполнили все, как было запланировано. Они расположились на открытой местности, расставили пулеметы, в глубине стоянки разместились минометчики, дежурившие посменно.

– Костры не жечь, – приказал Гишаев, – громко не разговаривать, никому не спать!

Проверив бойцов, разместившихся на большой поляне в стороне от дороги, он вошел в небольшую рощу и, пройдя пятьдесят метров, вышел на склон, откуда открывался великолепный вид. И в этот момент, он, приготовившись выйти на связь с Мирабовым, вдруг поймал себя на мысли о том, как не сочетается, естественная природа с войной: распаханными снарядами полями, горящими лесами, изуродованными человеческими телами и искалеченными душами. Впрочем, последняя рана пока не коснулась его.

Гишаев несколько раз пытался вызвать базу, но в ответ слышал гробовое молчание.

Из динамика включенной небольшой радиостанции, оставленной Мирабовым в кабинете мистера Лэтимера, звучали позывные с просьбой о помощи, но единственный человек, который их слышал, был рядовой боец Эмир Рустамов.

– Это ты, Исмаил? – спросил он, подняв рацию.

– С кем я говорю? – спросил боевик.

– Эмир Рустамов. Я из нашей группы. Аслан послал нас на базу месяц назад, чтобы мы на ПВО учились. Я дежурю внизу, возле входа в центральный корпус.

– А где Мирабов? – спросил Исмаил.

– Мирабов десять минут назад зашел в вертолет вместе с американцами.

– Что?! –

вскричал Гишаев, вскочив с места.

– Бежал Мирабов, – не выдержал Рустамов, – как последний шакал бежал.

– Ты врешь, гад! – гневно заявил Гишаев.

– Ну, тогда вы в этом убедитесь, когда вместо боевых машин и вертолетов вам поможет лишь Аллах грозовым облаком. А русский Бог пришлет им подкрепление...

– Не-ет, – тихо произнес Гишаев, попятившись назад и прислонившись к дереву, – не-ет, – повторил он, выронив рацию.

Застыв, он просидел в таком положении минут десять, затем поднялся и уверенным шагом направился на место стоянки.

– Где ты был, командир? – взволнованно спросили его подскочившие боевики. – Мы начали волноваться...

– Поднимай воинов, – не обращая внимания на сказанное, приказал Гишаев.

– Но ведь не прошло и получаса? – удивились боевики.

– Я сказал поднять всех! – ледяным тоном произнес Гишаев.

Спустя несколько минут, согласно приказу командиров, уставшие боевики начали медленно подниматься с земли, опираясь на автоматы и в темпе докуривая сигареты.

Гишаев сурово посмотрел на стоявшую толпу, ожидавшую нового приказа. Однако вместо этого он задал вопрос:

– За что мы воюем?

Ничего не понимающие боевики молча смотрели на командира. Его лицо, всегда спокойное и уверенное, трудно было узнать. Уголок рта нервно подергивался, от периодического стискивания зубов двигались скулы.

– Я повторяю вопрос: за что мы воюем?

– За свободу нашей страны, – робко ответил кто-то.

– За независимость, – послышалось с другого конца.

– За создание независимого исламского государства...

– Это священный джихад...

– Довольно, – оборвал высказывания Гишаев. – Кто вам все это говорил? Повторяю, кто?

– Это сидит в сердце каждого правоверного мусульманина, – негромко сказал один из командиров.

– И все это дерьмо вы вбиваете в головы молодым ребятам, которых с ранних лет вербуете в аулах.

– Я не понимаю тебя, Исмаил, – произнес один из них.

– Сколько тебе лет, Ахмат? – спросил Исмаил бандита.

– Тридцать шесть, – пожимая плечами, ответил тот. – Работал пекарем...

– Почему ты решил воевать? Ты, человек, проживший шесть лет нормальной жизнью, ушел в леса?

– Русские разбомбили Шатой, мой родной дом...

– Сейчас русские построили его. Почему ты снова не пойдешь печь хлеб? Кормить людей, а не убивать их?

Боевик пожал плечами и, не найдя, что ответить, повторил свой вопрос.

– Я все равно не понимаю, что ты хочешь сказать?

– Чтобы понять, что я хочу сказать, вернись в Шатой, а вы все, – он обвел руками толпу, – вернитесь в свои дома. Если их нет – постройте заново. Бросайте оружие и возвращайтесь, – с этими словами он с силой откинул автомат.