Слёзы Лимба
Шрифт:
Женщина нажала на пару кнопок, расположенных рядом с рулем на причудливой панели с небольшими динамиками, откуда через пару мгновений полился сладостный джаз, помогший девушке немного отбросить мысли от расследования и сосредоточиться на управлении транспортным средством.
Она редко садилась за руль, так как ее вечно сопровождал водитель, приставленный к ней мужем. Петр опасался оставлять Татьяну наедине с автомобилем, хотя прекрасно знал, что та блестяще справляется с управлением.
Многие с удивлением таращились на нее, видя, как она сидит на водительском кресле, так как чаще управляли автомобилями именно мужчины,
Может быть, поэтому ей удается попадать из пистолета точно в цель во время стрельбы по мишеням чаще, чем мужчинам, пытавшимся соревноваться с ней. Хотя она редко использовала огнестрельное оружие в действии, но не забрасывала совершенствование своего навыка. Она часто пропадала на стрельбищах в свободное время и там выливала все свои отрицательные эмоции на бездушных манекенов. Кто-то даже видел ее в роли агента, работавшего на военных, но девушка наотрез отказывалась даже от намеков на такие предложения, так как преследовала совсем другие цели, целясь из пистолета в видневшуюся перед ней цель.
Она никогда не стреляла сразу в голову, как учил отец. Ей нравилось сначала показывать свое превосходство над жертвой, а только после этого забирать у той жизнь. Было ли это правильным? Она старалась об этом даже не думать. Смерть не являлась для нее чем-то странным и пугающим. Она воспринимало это как что-то требующее анализа. Но когда умирали люди, близкие ей, смерть становилась частью нее и поселялась глубоко в сердце. Такое различие в людских смертях ее немного стыдило, но ничего поделать с этим она не могла. Девушка старалась скорбеть только над теми, кого знала лично, а плакать над чужими себе запрещала, так как эмоции не могут выливаться из человека наружу вечно. Должен быть определенный барьер. Всех оплакать физически невозможно. Татьяна научилась быть бесчувственной в определенных моментах. Она могла ощутить страх, отвращение, но не скорбь, если перед ней труп незнакомого ей человека.
Так девушка поняла, что перед ней лежит не тело Эрвана. Татьяна ничего не почувствовала, кроме чувства легкой тошноты от вида мертвеца. Пару минут она даже пыталась заставить себя проявить хотя бы капельку сочувствия к лежавшему под простыней юноше, но не смогла. Девушка его не знала.
Но теперь ее мучил другой вопрос. А если она найдет настоящее тело Эрвана спустя много лет? Что ей удастся почувствовать в тот неприятный момент? Девушка уже не знала, что чувствовала к тому молодому человеку. В ее голове летал образ доброго сказочно красивого юноши с густыми темными волосами, выразительными глазами и искрящейся радостью улыбкой. Но что стало с ним сейчас спустя восемь лет? Осталось ли от него хотя бы часть того, что она когда-то так полюбила? В ее видениях появлялся совершенно незнакомый образ Эрвана, который не вызывал ничего, кроме чувства наигранной жалости и ужаса. Если он стал действительно таким, то оправдаются ли ее поиски? Ведь есть шанс остановиться и все забыть, как сделала это Анна, насильно запихнув себя за решетку, чтобы больше не встречаться с этими кошмарами.
Но что заставляет ее искать правду и двигаться дальше?
Уже не нужно было думать над этим вопросом.
Она делала это не ради себя, а ради тех, кто пострадал из-за ее поисков истины. Джордж, Сьюзен… Они прикованы
Если не ради ушедшего в глубины прошлого Эрвана, то ради них ей необходимо завершить начатое, иначе ее ждут две новые невинные смерти, которые она вряд ли сможет себе простить.
Татьяна слегка поморщила нос, когда оказалась около старой печально выглядевшей деревянной двери, ведущей в небольшую квартиру, где, как она с удивлением поняла, жила последние несколько лет Сьюзен вместе со своим непутевым братом.
Здание располагалось в одном из самых неблагополучных районов города. Татьяна добралась сюда за полтора часа, но еще очень долго петляла на машине по узким грязным улочкам, пропахшим отходами человеческой жизнедеятельности, так как не могла разглядеть на однотипных покрытых плесенью домах нужную ей адресную табличку с символичным номером девять.
На нее с удивлением смотрели жильцы этого странного неприятного для обычных прогулок места, что-то бурно обсуждая между собой. Но девушка делала вид, что попросту не замечает их пристальное внимание на себе, хотя это получалось с большим трудом, потому что беспокойство уже начинало отпечатываться на ее лице.
Остановившись у нужного подъезда, она взглянула в зеркальце, чтобы удостовериться в том, что ее внешний вид не отпугнет никого из окружающих, затем закрыла дверь автомобиля на ключ и вошла в мрачный многоквартирный дом, поднявшись на третий этаж.
Татьяна и раньше догадывалась, что место проживания Сьюзен вряд ли способно вызвать восхищенные возгласы, но она и представить не могла, что все настолько плохо. Сколько лет Татьяна знала эту женщину и только сейчас выяснила, что та обитает в таких жутких условиях.
Стены здания были настолько тонкими, что уже в подъезде можно было с легкостью узнать все подробности жизни каждой квартиры. Татьяна с неприязнью слышала чьи-то пьяные крики, шум воды, даже стоны тех, кто решил в это время заняться любовью. Вся жизнедеятельность здания была как на ладони.
Когда девушка подошла к нужной двери, то услышала за ней веселые разговоры, и говорящие вряд ли пребывали в трезвом виде. Дверного звонка Татьяна не обнаружила, поэтому она, немного помедлив, постучала в дверь.
В квартире Сьюзен кто-то начал удивленно негодовать. Видимо, никто здесь не ждал гостей. Через пару минут дверь открылась, и на пороге возник высокий неопрятный мужчина, от которого воняло потом и спиртом. Тот удивленно почесал свой лысеющий затылок и, убрав за ухо остатки длинных волос, с ухмылкой начал ждать объяснений наведавшейся к нему в гости столь симпатичной особы. Татьяна заметила, что тот с аппетитом смотрит на ее грудь, отчего невольно укуталась в свое пальто еще сильнее, чтобы никто здесь так жадно не оценивал принадлежавшие только ей части тела.
— Здрасти, — хмыкнул брат Сьюзен. — Что такая сочная малышка забыла в моей скромной берлоге?
— Вы же Ронни?
— Да, Ронни. И че с того? — тот прислонился плечом к косяку и начал смотреть на девушку сверху вниз, явно думая о чем-то нехорошем.
Татьяна рядом с ним почувствовала себя карликом, так как рост мужчины явно был больше ста восьмидесяти сантиметров. А его небольшой лишний вес делал его еще крупнее.
— Я — подруга Сьюзен.
— А, точно. Она вроде говорила мне о вас. Кстати, как ее здоровье?