Слёзы Лимба
Шрифт:
Наконец-то она оказалась внизу. Татьяна стояла посреди не слишком длинного узкого коридора, отделанного потрескавшейся от старости древесиной. Повсюду висели потертые плакаты с различными пропагандистскими лозунгами времен войны, но встречались и новые, с более адекватным и мирным содержанием. Здесь тоже имелись совершенно не нужные окна, но на этот раз их верхняя часть доставала до поверхности и пропускала сюда немного дневного света, который уже стал заметно меркнуть. Но, к счастью, коридор был освещен несколькими лампами, так что девушке не придется идти в полной темноте, что ей приходилось делать на лестнице.
Впереди виднелась единственная дверь. На ней красовался тот самый плакат, о котором говорил Крис, и он был заметно больше остальных и отличался тем, что его надписи были на, скорее всего, польском
Эрван видел ее обнаженной, в самых запретных подробностях, ласкал ее упругие груди, щекотал языком затвердевшие соски. И, кажется, уже не стоит думать о каком-то смущении перед этим молодым человеком, даже если учитывать, что они знают друг друга не больше недели. Ей хотелось увидеть его тело без одежды, и это желание стало невыносимым, но она боялась этого и относила к чему-то неправильному. В прошлую ночь Эрван не отважился открыться перед ней, он не снял с себя ни единого клочка одежды, потому что наверняка еще не был готов показать себя в том виде, в котором он существует на самом деле, без каких-либо тайн. Многие парни, которые были в ее постели, обожали демонстрировать ей обнаженное тело, это их возбуждало, наполняло энергией, Татьяна любила разглядывать их животы, особенно пупки, это место казалось ей наиболее сексуальным. И ей было невероятно интересно, каким был живот у Эрвана, какого размера и формы его пупок. Подумав об этом, Татьяна усмехнулась и невольно покраснела. Ее забавляли такие размышления. Но не смущали. Она не видела ничего постыдного в подобных интересах, каждый человек видит в других привлекательность в совершенно разных местах. К примеру, ее мать много раз рассказывала, что считает самым сексуальным у мужчин их кадык, и Татьяна всегда считала это странным, но сейчас начала понимать ее, даже поддерживать.
Она остановилась около двери и, пытаясь хотя бы как-то замедлить время, стала разглядывать плакат. На нем была изображена женщина в форме обычной крестьянки, в руках у нее лежал спящий закутанный в толстое пуховое одеяло малыш, чумазый, исхудавший до смерти, как и его мать. А позади главных героев виднелась горящая деревня и толпа солдат, которые куда-то стреляли, в пустоту, заполненную едким дымом. Поежившись от такой жуткой картины, Татьяна прочистила горло и с колотившимся где-то внутри сердцем постучала в дверь. Но ответа не проследовало. Немного подождав, она снова пару раз ударила по двери, но встретила у порога все такую же мертвую тишину. В нерешительности Татьяна нажала на дверную ручку и медленно толкнула дверь, после чего просунула голову в темное душное помещение, в котором ощущался вкусный запах мужского тела.
— Эрван? — едва слышно спросила она у пустой комнаты, затем, чтобы до конца удостовериться, что молодого человека тут на самом деле уже нет, вошла внутрь и печальным взглядом огляделась. — Неужели опоздала? — вздохнула Татьяна и направилась к выходу, поняв, что здесь ей больше делать нечего.
Но как только она коснулась ручки двери, как нечто тяжелое коснулось ее затылка и на какое-то время лишило девушку ясности ума. Татьяна ощутила слабость в ногах и, полностью лишившись возможности стоять, упала на пол, понимая, что перед глазами все стало раскачиваться, как будто ее посадили в большие качели. Через пару секунд она впервые почувствовала сильную боль и поняла, что произошло. Кто-то ударил ее по голове. Татьяна от нахлынувшего ужаса ахнула и стала в панике оглядываться, пытаясь сфокусировать свое расплывчатое зрение на человеке, который совершил над ней акт насильственного действия.
— Ты причина всех бед, — прошипел хриплый женский голос. — Ты виновница моих страданий! Я не позволю тебе это сделать со мной! Не позволю! Ты не сумеешь противостоять мне. Твоя жизнь в моих руках. Ты умрешь. Прямо сейчас. Здесь. И никто не услышит тебя. Не защитит. Ты осталась одна.
Девушка схватилась за рану на голове и ощутила прикосновение
— Думаешь, что сможешь раскусить меня? — продолжила вещать женщина, насмехаясь над корчившейся от боли Татьяной. — Сможешь найти правду? Ты жалкая. И встретишь лишь поражение. Твоя жизнь станет адом. Совсем скоро… Убей ее! Прямо сейчас! Или я сама это сделаю!
Татьяна в панике осознала, что не может дышать, грубые мужские руки сомкнулись на ее шее, стали сдавливать горло. Девушка вцепилась в запястья незнакомца и стала вдавливать в грубую кожу свои острые ногти, надеясь, что это поможет ей освободиться, но мужчина будто не ощущал никакой боли, был совершенно лишен чувств. Через минуту он все же ослабил хватку и со всей силы ударил ее по лицу, отчего Татьяне показалось, что к щеке приложили раскаленную поверхность утюга. Вновь заполучив возможность вдыхать воздух, она нашла в себе силы для сопротивления, но те были настолько ничтожны, что в сию же секунду были подавлены лишь одной рукой насильника, который придавил ее хрупкое тело к полу.
— Отпусти! Отставь меня! — изо всех сил закричала она, но тут же вновь заполучила удар по лицу, заставивший ее надолго замолкнуть.
Он принялся рвать на ней одежду, грубыми пальцами сдирать с нее нежную кожу. Она чувствовала, как мужчина сжал ее груди, пытался их раздавить, проникнуть внутрь. И самом страшным было то, что она не могла сопротивляться, имела лишь возможность наблюдать, чувствовать, как над ее телом творят отвратительные вещи, причиняют немыслимые страдания. Мужчина сидел сверху, он был настолько тяжелым, что Татьяна опасалась, что ее просто расплющит под ним, как куриное яйцо. С каждым новым движением мужское тело ложилось на нее все сильнее и сильнее, сокращая между ними расстояние. Она чувствовала жар его кожи, та была полностью лишена одежды, и впервые девушка испытывала от этого отвращение, тошноту. Ее, фактически, выворачивало наизнанку, перед глазами все вертелось, словно она лежала на хаотично вращавшейся карусели, и не могла даже пошевелиться, тело было полностью парализовано. Мужчина поднял подол ее платья, стал трогать ладонью ее промежность, проникать пальцами внутрь женского тела.
Татьяна стала содрогаться от рыданий, в данный момент это было единственное, что она могла делать, что не наказывалось болью. Мужчина стянул с нее нижнее белье, полностью освободил из заточения запрещенные места и стал делать с ним все, о чем мечтало его наполненное гнилью создание. Ей было больно, чудовищные эмоции резали ее изнутри, заставляли кричать, срывать голос. Но никто не слышал Татьянин зов о помощи, никто не думал прийти к ней, чтобы спасти от этого кошмара наяву.
Девушка поняла, что твердый, как камень, член мужчины полностью проник в нее, стал ритмично двигаться, не смея останавливаться ни на секунду. Татьяна закричала еще сильнее, но незнакомец быстро прервал ее, закрыв рот шершавой ладонью, а другой рукой вновь сжал девушке горло. Татьяна стала верить, что ей удастся потерять сознание, только так она сумеет убежать от этой боли, от этого унижения. Но ясный рассудок был по-прежнему с ней, она еще жива, хоть и не может дышать.
Тело мужчины дернулось, резко, будто его прошиб ток, и Татьяна почувствовала, что по ее половым губам стала стекать горячая вязкая жидкость, неприятно щекоча вспотевшую кожу. Он схватил ее за волосы, тем самым приподняв подбородок девушки. И Татьяна смогла увидеть его лицо, впервые за это время. И она хотела умереть, лишь бы не лицезреть эти до боли знакомые, наполненные спокойствием глаза, правильной формы нос, слегка зауженный подбородок с милой ямочкой в виде полумесяца. Джордж смотрел на нее, как на бездушную куклу, без признаков человеческих эмоций, он не выглядел, как человек: Татьяна видела перед собой хищного зверя, который просто играл со своей добычей перед тем, как съесть до последней косточки.