Слезы печали

Карр Филиппа

— Мысль последовать за ним пришла в голову Харриет.

Карлтон улыбнулся и кивнул.

— О да, я так и думал.

Затем он посмотрел на меня, и трудно поверить, но в его взгляде мелькнула нежность. Я тут же убедила себя в том, что мне это померещилось.

Я встала, и на этот раз он не пытался удержать меня.

Не найдя ни Эдвина, ни Харриет, я прошла к себе в комнату и стала думать о нашем разговоре в библиотеке. Было несомненно, что он имел какое-то более глубокое значение. Но какое?

* * *

Частити

очень привязалась ко мне. Она ходила за мной по пятам, поскольку я, привыкнув к постоянному обществу сестры и братьев, хорошо понимала детишек. Я и опомниться не успела, как мы начали вместе играть. Бедная крошка Частити впервые узнала, что такое смех и веселье. Я ничего не могла с собой поделать. Я уводила ее подальше от дома, и там мы играли. Увы, однажды мы оказались слишком близко от конюшни, и Джаспер услышал наш смех. Он вышел, схватил Частити в охапку и унес ее, обернувшись только затем, чтобы бросить на меня мрачный недоверчивый взгляд.

Когда я на следующий день увидела Эллен, она сказала мне, что Джаспер недоволен. Я ответила, что не вижу большого греха, если у маленького ребенка хорошее настроение.

— Вам следовало бы обучать ее слову Господню вместо того, чтобы насмехаться над благочестием.

— Я и не делала ничего подобного, — запротестовала я. — Мы всего лишь играли в прятки. Она немножко оживилась, и я…

— Джаспер убежден, что мы живем на этой грешной земле не ради того, чтобы ублажать себя, госпожа. Джаспер говорит, что не знает тех мест, из которых вы приехали, но если вы ведете себя таким образом, то Честер, должно быть, грешное место.

Я подумала о бедняжке Частити, которую, несомненно, наказали за краткие мгновения радости, и забыла о необходимости сдерживать себя:

— О да, — воскликнула я, — это настоящие Содом и Гоморра!

Эллен уставилась на меня, подняв руки, с которых в таз медленно капало тесто.

Я выбежала из кухни. Что теперь сделает Джаспер?

На следующий день в мою комнату поднялась Частити. Я сидела там одна и чинила юбку, которую накануне слегка порвала, зацепившись за куст ежевики.

Частити, крадучись, вошла в комнату. Глаза у малышки вызывающе сверкали, и я подумала, что ей ведено держаться от меня подальше. Теперь она знала, что в жизни есть кое-что иное, кроме молитв, занимающих чуть ли не все свободное время, шитья одежды — обязательно неприглядной, поскольку красота есть грех, заучивания наизусть Священного Писания и исповедей в своих грехах.

Как недолго ей довелось посмеяться и поиграть не для того, чтобы развивать умственные способности, а просто ради удовольствия! И теперь у нее появились собственные желания.

— Частити, — заговорщицки шепнула я.

— Госпожа Бэлла! — воскликнула она, подбежала ко мне и уткнулась лицом в мои колени, а потом, улыбаясь, взглянула на меня — надо признать, с некоторым вызовом.

— Ты знаешь, что тебе не следует приходить сюда? —

сказала я.

Частити весело кивнула.

— Я должна напомнить тебе об этом.

— Можете отвести меня вниз, к маме и сказать, что я согрешила, — спокойно предложила она. — Но ведь вы не сделаете этого, правда? — Она оглянулась на закрытую дверь. — Никто ничего не узнает, — продолжала она, — а если кто-нибудь зайдет, я спрячусь.

Она подбежала к шкафу, открыла его и залезла внутрь, потом выбралась оттуда, раскрасневшись от удовольствия и смеясь.

Эта девочка была такой милой, такой непохожей на то маленькое угрюмое создание, которое я увидела, приехав сюда, что мне захотелось вцепиться когтями в пуритан, чтобы дать этому ребенку возможность быть счастливым.

Частити подошла ко мне и стала рассматривать юбку, которую я держала в руках и которая была излишне изысканной для пуританки. Я подумала, что мы предприняли далеко не все необходимые меры предосторожности. Да иначе и быть не могло. Наше с Харриет участие в поездке не было запланировано. Мы сами нарушили все планы.

— Расскажите мне сказку, — попросила Частити. Это, конечно, было запрещено, кроме нравоучительных историй о каре за грехи, но я рассказала ей сказку, недавно услышанную во Франции: о девушке, которую мачеха заставляла без передышки работать на кухне, о том, как появилась ее крестная — добрая фея, благодаря который девушка оказалось одетой в прекрасное платье и очутилась на балу, где встретила принца, влюбившегося в нее. Частити слушала как зачарованная, и я не могла не радоваться, видя, какое удовольствие доставила ребенку. Я подумала, что все равно мы скоро уедем. Какой вред в том, что я дам ей немножко счастья?

Слушая меня, Частити изучала юбку, которую я зашивала. Сунув руку в кармашек юбки, она достала оттуда блестящую пуговичку.

— Ой, как красиво! — воскликнула она. Пуговичка лежала у нее на ладошке, и личико девочки светилось от восторга.

— Что это? — спросила она.

— Это пуговица. Я помню платье, к которому она была пришита, — синее бархатное, и на нем было десять таких пуговиц. Одна из них оторвалась. Да, теперь я вспомнила, когда в последний раз надевала его Я собиралась пришить пуговицу, сунула ее в карман юбки и забыла о ней.

Частити сжала пуговицу своими пальчиками и умоляюще посмотрела. Ну что я могла поделать? Глупость своего поступка я осознала позже, а тогда это казалось таким незначительным.

— Пожалуйста, пожалуйста, госпожа Бэлла, можно мне взять ее?

Разве я могла отказать? Ведь это была всего лишь пуговица. Бедняжке Частити так хотелось получить красивую вещицу!

Я сказала:

— Возможно, твоим отцу и матери не понравится, что у тебя есть что-то красивое.

Она пожала плечами и хитро взглянула на меня. Я больше ничего не сказала, поняв, что у нее хватит сообразительности не показать пуговицу родителям.