Слезы печального ангела
Шрифт:
– Да.
– Вот и отлично! Тогда приступим, благословясь.
Несмотря на то что профессор изящно успокоил Ангелину, с первого раза у него не вышло ввести её в полноценный транс. Девушка словно сопротивлялась внушению изо всех сил. Но через некоторое время она заговорила. Я внимательно ловила каждое слово.
– Ангелина, – начал Афанасий Петрович, – слушайте мой голос. Он будет вам проводником и помощником! Сейчас я возвращаю вас дальше того момента, когда хоронили вашу мать. Постарайтесь вспомнить тот день, когда вы читали маме книгу. Тяжёлый томик в красной с чёрными разводами обложке…
– Это
– Ангелина, где вы сейчас находитесь? – спросил профессор.
– В комнате мамы. Последние дни она не выходит, почти не встаёт с постели. Я читаю книгу, повествование занятное, а картинок мало. Я прерываюсь, чтобы рассмотреть одну из редких иллюстраций, и показываю её маме. Сначала она силится смотреть, но потом говорит, что плохо видит в последние дни. Все предметы будто в лёгкой зыбкой дымке, и никак не удаётся сфокусироваться. Я начинаю обеспокоенно расспрашивать. Выясняется, что её слух тоже ухудшился. Периодически уши будто закладывает плотный слой ваты. Я пугаюсь, кажется, это новые симптомы, каких раньше не было, и пытаюсь расспрашивать дальше. Но в комнату заходит горничная Лида. Она принесла овсянку с омлетом и уговаривает маму немного поесть. А мне говорит, чтобы я не докучала больной, дала отдохнуть. И лицо у неё при этом такое… Недовольное и напряжённое, что ли.
После небольшой паузы Ангелина продолжила:
– Я изучила медицинские справочники и стала подозревать нечто ужасное. Для обвинений нужны доказательства, и я начинаю следить за кухонными работниками. Последнее время у мамы своя диета, отдельный стол. Я заподозрила, что кто-то из поваров добавляет в еду мамы яд!!!
Ангелина остановилась, нервно сжав кулаки и часто дыша.
– Может, мы прервёмся ненадолго? – испугалась я.
– Всё в порядке. Воспоминания возвращаются, и они довольно болезненные, мы это с самого начала подозревали. Дадим девушке ещё немного времени.
Я молча кивнула. Ангелина тем временем продолжала:
– Я всё поняла!! Долго следила, но выяснила: маму травит не повар! Яд в её еду добавляет горничная Лида!! На выяснение этого ушла почти неделя! Я столько времени потеряла!! Маме стало гораздо хуже. Я бегу с этим к бабушке, рассказываю отцу. И они мне не верят! Почему-то не верят ни единому слову!! У папы становится такое лицо, когда он слышит мои слова. Будто он подозревает, что я рехнулась в один миг, и это безумие невероятным образом заразно, и он боится подхватить этот вирус от меня. Папа даже отступил на шаг назад, когда говорил со мной. Я злюсь и срываюсь на крик. Я кричу, что всё можно проверить. Отправить Лиду в отпуск, и я сама буду кормить маму и следить, что кладут в её еду! Можно попросить врача, наблюдающего маму сейчас, сделать анализы на
– Афанасий Петрович, выводите её из транса! Всё, что было нужно, мы узнали, девочке незачем зря страдать!
После сеанса гипноза Ангелина всё помнила. Мы с профессором и его женой, прибежавшей на крики, долго успокаивали бедную девушку. Честно говоря, было с чего биться в истерике. У неё не вышло никого убедить. Мать тихо угасла в скором времени. Вскрытие никто не проводил.
Ангелину сочли патологической фантазёркой, даже собирались отправить в клинику на обследование. Но в последний момент отец решил, что на похоронах матери девушка присутствовать всё же должна.
– Ты думаешь, что это отец? – спросила я вечером того же дня, когда девушка, наплакавшись вволю, наконец, успокоилась и могла говорить обо всём, почти спокойно, – ты обвинила его в смерти мамы? Поэтому он выгнал тебя из дома?
– Что ты, Женя! Мне подобное даже в голову никогда не приходило.
– Но он отказался делать вскрытие. Прости. Это практикуется повсеместно и обязательно, особенно если были сомнения в диагнозе, его правильности, например.
– Отец считал, что делать вскрытие – означает осквернить тело женщины, которую он любил когда-то. Ну и что с того? Что принесёт уверенность в точности или неправильности диагноза? Маму же всё равно не вернуть.
– Ты так думаешь, или у вас был разговор на эту тему?
– Он мне сам сказал. Кажется, я даже после смерти мамы не оставляла попыток его убедить и настаивала на проведении исследования.
– Отец мог врать. Скрывать свои настоящие мотивы.
– Ты так говоришь, потому что совсем его не знаешь. Папа не мог быть причастен к убийству.
– Может, он знал, что мама неизлечимо больна и будет умирать в муках? И заставил горничную совершить что-то вроде эвтаназии? Это незаконно, конечно, и средство выбрано неверно, но всё же… Иначе не совсем понятен мотив.
– Как же, непонятен! – с горечью возразила Ангелина. – Эта Лида! Папа именно на ней женился спустя несколько недель после похорон! Хитрая и бессовестная бестия!! Подозреваю, что у них с отцом давно что-то было. Мама долго болела, и, видимо, ей надоело ждать.
– Ну, значит, всё более или менее ясно. Скажи, а ты тогда, случайно, не выяснила, каким ядом травили маму?
– Нет, а что?
– Я догадываюсь, кто пытался тебя «угостить» тортиком и фруктами. А также, кто нанял мужика с ножом.
– Думаешь, это не люди Серого? Тогда кто же?
– Твоя мачеха.
– Ага, – печально улыбнулась Ангелина, – как в сказке про Белоснежку.
– А ты сама подумай! Конечно, в последние годы с отцом вы не общались. Но всегда оставалась вероятность, что рано или поздно вы помиритесь. Ведь так?
– Наверное.
– А помирившись, может, ты снова станешь его убеждать, что смерть матери была не совсем от болезни. И вдруг на этот раз преуспеешь?
– Это маловероятно. Не убедила тогда, не смогла бы и сейчас. Отец из той породы людей, что редко меняют своё мнение, и он, видимо, верил этой гадине Лиде.