Слёзы Рублёвки
Шрифт:
Императорский фарфоровый завод, больше двухсот лет истории, основная продукция — художественный фарфор! И представленный в собраниях крупнейших музеев мира. Единственный завод в России, выпускающий продукцию класса premium, имеющую свой стиль и способную конкурировать с изделиями старейших мануфактур Европы! Кобальтовая коллекция, русский авангард, чашка с блюдцем 'Весна золотая' стоимостью больше пяти тысяч рублей — кто-то из его дизайнеров удачно пошутил: 'Чашка с блюдцем по цене 'Мама дорогая!'
Какой он Серебрякову
Это предложение несерьёзно, сказал он холодно. Конкурировать с Императорским заводом на их поле невозможно. А ложиться под СМС на своём поле он не желает. Он ещё пока не так уж сильно нуждается, чтобы мечтать отдать кому-то свой бизнес. После чего быстро стать никому не нужным. Вот когда он оставит нынешнее своё дело, уйдёт в новый поиск… неизвестно ещё, какой, но уже тянет, тянет ринуться в неизвестное! — вот тогда о чём-то можно говорить. Тогда какой-нибудь кредит может и понадобиться.
Но уж точно не у этого неприятного Владимирского, сказал он себе внутренне.
Но, оказалось, он его недооценил, этого банкира с немного рыбьими, навыкате, глазами.
Нет, угроз, конечно, не прозвучало.
Проговорено было вскользь, как бы между прочим:
— И всё же, когда у вас возникнут трудности, дорогой Виктор Николаевич, не забывайте о нас. Я уверен, что тогда вы оцените и нашу готовность помочь, и наши дружеские чувства…
'Когда'? Он сказал: 'Когда?'
Гневаться Виктор не стал. Неконструктивно. Слабо.
Он подавил в себе небольшую вспышку ярости.
Конечно, этот… спрут сказал: 'Когда'.
То есть — ему объявляют войну?
Что ж, поглядим, кто — кого.
И вот тогда он встал, оглядел собеседников и произнес ледяно:
— Помните фильм 'Операция 'Ы'?..
* * *
Лариса лежала в сладкой истоме и наслаждалась осторожными и одновременно уверенными движениями мужских пальцев, что перебегали по её телу. Время от времени они останавливались на одном каком-то месте и начинали разминать отдельную мышцу.
Особенно приятно было, когда эти пальцы принимались за грудные мышцы. Старательно избегая того, что обхватить саму грудь, не говоря уж о соске.
Это доставляло Ларисе дополнительное удовольствие — лежать совершенно голой перед массажистом со странным прозвищем Ант и знать, что он не может не хотеть её. Но что его руки никогда не перейдут границу дозволенного. А ещё большее наслаждение — закрыв глаза, ощущать его руки и знать, что ты всегда можешь взять этого мужчину. Но ты достаточно сильная, чтобы не позволить себе этого.
Или позволить.
Когда-нибудь…
Пока что он ей в любовники не годился. Старательный, но маленький. Не привык ещё иметь дело с богатыми женщинами. И они в нём вызывают пиетет. А покорный любовник — это не для Ларисы. Ей хватает покорного мужа. Вполне достаточно по жизни. Послушный богатенький
А вот любовник должен быть — деспот. Настоящий, великолепный, капризный зверь. Непредсказуемый.
И лежащий у неё в коленях.
Хотя в то же время вызывающий небольшой холодок в душе своей дикостью. И в то же время — близкое к экстазу наслаждение от того, что ты — его властительница.
Наташка, наверное, права, подумала она, — есть в ней этот комплекс жертвы. Ей надоело править мужчинами. Ей хочется покоряться.
И в то же время торжествовать над ними.
Вот это чувство торжествования и заставляло её провоцировать массажиста на непродуманные действия. С одной стороны, она специально не делала ему ни одного намёка. Вела себя, как Снежная Королева. Ни одного лишнего знака внимания, ни одного взгляда в глаза. Всё время смотреть в лицо, но рассредоточено. Словно она разглядывает что-то на стене за его спиной.
Миллионерша рядом с плебеем. Графиня, которая не стесняется своих крепостных. Потому что они для неё — не мужчины.
И в то же время она вполне сознательно использовала весь потенциал женской грациозности, когда входила в комнату для массажа. Это она умела. Повернуться со значением, изящно поднять ножку, в то же время изобразив якобы наивную якобы попытку не показать совсем уж сокровенного…
Она по-своему тоже 'разминала' массажиста, только не руками. Чтобы дальше с наслаждением решать, что будет с этим делать.
Впрочем, мальчонка тоже, видно, парень не промах. Устроиться в салон, где можно работать с богатыми дамочками — тоже уметь надо.
Хотя работает он хорошо, не признать нельзя. Тело после его рук словно раскрывается. Впитывает в себя всю энергию — и, соответственно, готово и отдать её.
Наташка уже ждала её в сауне.
— Ну, что? — спросила она игриво, будучи посвящена в тайны сложной игры Ларисы с массажистом.
— Молчит, собака, — в тон ей ответила Лариса. — Смотрит только. И ничего не делает. Сеансы, вишь, бесплатные ловит, а сам ни мур-мур.
Обе засмеялись.
Лариса происходила из маленького уральского городка. И хоть давно убила, задавила в себе как вполне нормативную там полу-зэковскую лексику, так и характерное произношение, иногда позволяла себе в разговоре с близкими людьми вспомнить, из какого сора она себя вырастила.
Наташка была именно близкой. Не ровня, конечно, уже. Но подруга. Ещё с тех времен, когда обе работали в 'Литературной газете'.
Вообще-то, из было трое, подружек, которые на фоне всего прочего пожилого контингента идущей к упадку газеты смотрелись тремя юными пастушками. Этакими Дианами. Которым для того, чтобы пользоваться вниманием местного мужского контингента, не надо было прилагать вообще никаких усилий. А что образование заочное — так уметь вести себя надо, чтобы это значения не имело.