Слимпериада. Трилогия
Шрифт:
– Я тоже долго смотреть не смог, – понимающе сказал Хайк. – Калейдоскоп какой-то… Прошёлся по вагонам, думал, кого встречу, проводника там или контролёра… за билеты заплатить хотел, не люблю зайцем ездить. И никого не встретил! Понимаешь – никого! Даже пассажиров… Что же это за поезд неправильный, без проводников-то? У него, наверное, и машиниста тоже нету, сам по себе едет… Куда? Зачем?
Семён не нашёлся, что ответить. Зато Мар отреагировал сразу:
– А, легендарный поезд-призрак! Как же, как же, слыхал, было дело. Городская сказка, ха! Урбанистический фольклор, байка для технарей-мистиков… Врака насчёт того,
– Отстань, – буркнул Семён, – чего зря болтаешь, – и пересказал легенду Хайку. Черепаховый боец обдумывал услышанное недолго:
– Какой же это призрак, скажешь ещё! Я лично вижу вполне настоящий стол, за которым пора ужинать, и настоящий диван, на котором пора отдохнуть. А поутру видно будет! Там разберёмся, – Семён не мог не согласиться с мудрым решением Хайка:
– Мар, давай-ка нам ужин, – действительно, чего это мы сидим голодные? Конфеты и шампанское не в счёт, разве ж то еда…
– Слушай, Семён, – с тревогой произнёс медальон, – а вдруг вечного поезда и впрямь не существует? А у нас у всех коллективная галлюцинация и на самом деле лежим мы поголовно все контуженные серебряной бомбой… и я тоже контуженный… и умира-а-а-аем… Нафига ж тогда, спрашивается, вам ужинать и продуктовое заклинание понапрасну тратить, если всё одно вокруг одни лишь предсмертные видения?
– С предсмертным бредом мы уж как-нибудь справимся, – заверил Мара Семён, – а вот голодные галлюцинации и впрямь могут заметно усилиться: я, например, могу ненароком принять тебя за ломтик полукопчёной колбасы на верёвочке и съесть. О, уже начинается! От тебя, дружище, мяском вроде бы попахивает… да-да! И чесночком.
– Не надо меня есть! – быстро ответил медальон. – Пошутил я, чего ты, – и на столе в спешном порядке стали возникать разнообразные закуски.
– Вот, другое дело, – одобрил Семён. – Ладно, живи не съеденным! – пододвинул к столу царский стул и, с трудом оторвав Олию от окна, объявил время ужинать.
Пока они ели, за окном то наступала ночь, то вспыхивал день – однажды за стеклом, рядом с поездом, долго летел ворон с человечком-седоком в зелёной одежде из листьев: человечек требовательно стучал в стекло древком маленького копья, делал непонятные знаки, но чего он хотел от путников, они не узнали – поезд вновь ушёл в серый туннель.
После ужина Хайк улёгся на диван, подложил руку под голову и сразу уснул – не было ему никакого дела до бесконечной вереницы чудес за окном: всё одно ничего не понятно, бессмысленная мешанина из нарезок чужой жизни! Пусть себе мельтешит, сну оно не мешает…
Олия, позёвывая, вышла из купе, вскоре вернулась – умытая, гладко причёсанная, – сказала, что в туалетной комнате есть вода, и вполне сносная, ошибается легенда насчёт запасов-то; прилегла на второй диван и тоже уснула.
Семён зашторил окно, вышел в коридор и прикрыл за собой дверь – спать ему совершенно не хотелось, можно было
Семён долго стоял у окна, держась за поручень и покачиваясь вместе с вагоном; наконец Семёну надоело стоять и он зашёл в одно из купе, где окно было не только не зашторено, но и немного приоткрыто – в купе гулял бодрящий сквознячок, – сел на диван, раззевался. Хотел было прилечь, но тут в приоткрытое окно залетело нечто такое, отчего сонное настроение сразу пропало: Семён нагнулся и, не веря своим глазам, поднял с пола влажную мятую бумажку, обычную голубую обёртку от маленькой шоколадки. Шоколадка называлась «Вальс» и была произведена, судя по белому типографскому тексту, в ОАО «Кондитерское объединение „Россия“, в славном городе Самара. На Земле.
У Семёна затряслись руки.
– Что такое? – всполошился Мар. – Тайное послание? Условный шпионский знак? Семён, да не молчи ты! – но Семён не мог ответить: зажав обёртку в кулаке, он зачарованно смотрел в окно.
За стеклом было унылое осеннее небо, низкое и тёмное; невдалеке тянулся смешанный лес, мокрый, дождевой: тускло алели и желтели осенние листья, в жухлой траве чернели проплешины земли. Мимо деревьев, по тропинке, шёл мужик в кепке, армейском плаще и в резиновых сапогах, с оцинкованным ведром и удочкой в руке; следом за мужиком бежала коза, сердито мотая головой.
– Не может быть, – Семён сорвался с места, выбежал в коридор: по другую сторону вагона мок под дождём тот же лесок; Семён ринулся к тамбуру.
В тамбуре было сыро и холодно, аккурат по погоде за окном.
Семён встал слишком близко к дверному стеклу, оно сразу запотело от дыхания, пришлось вытереть его рукавом: за стеклом мелькнула асфальтовая дорога переезда с прилепившимся сбоку станционным домиком и опущенным шлагбаумом, с парой грузовых машин за тем шлагбаумом и женщиной в чёрной фуфайке возле дверей домика, со скрученным флажком в поднятой руке – вид у женщины был суровый, она выполняла свою работу – и снова потянулся лес.
Через некоторое время Семён понял, что поезд тормозит. Медленно, но неуклонно.
Наконец поезд остановился: резко щёлкнул дверной замок – Семён отступил назад – и дверь открылась сама собой; остро запахло креозотом и прелой листвой; в лицо Семёну ударил сырой ветер. Было тихо, только шелестел в траве бесконечный осенний дождик; далёкое «Каррр!» прорезалось и утонуло в том бесконечном шелесте.
Точно так же, сама по себе, опустилась и лесенка: Семёну предлагали выйти. Если он, конечно, захочет.
– Это твой Мир, Семён? – глухо спросил Мар.
– Да, – Семёну было трудно отвечать, горло ни с того, ни с сего перехватило.
– Ты… выйдешь? – медальон говорил тихо, Семён едва слышал его. – Это ведь твой единственный шанс… я тебя доставить сюда никогда не смогу! И метку путеводную не могу сделать, потому что Мир этот абсолютно не волшебный, не к чему мне привязаться… Решай!
Семён посмотрел на деревья – там жил его Мир, серый, без чудес, обыденный и понятный; посмотрел в коридор вагона – там, в купе, был его друг и была девушка, которой он, Семён, не безразличен, – медленно скомкал обёртку от шоколадки и выбросил её: голубой комочек упал на землю, прокатился и замер, прижатый к траве дождём.