Слипер и Дример
Шрифт:
— Так тут легализованный торч какой-то получается! — возмутилась Соня.
— А это к тому, — поднял я палец к потолку многозначительно, — что понятия «хорошо-
плохо» весьма изменчивы в челобреческом обществе, когда дело касается искусственно
договорённых моралей и прав. И меняются они
— Но сметана-то — это всегда хорошо? — с сомнением мявкнула Терюська.
— Сметана, Терюсечка, — всегда хорошо! — без запинки утвердил я.
— Господи, как мило. Ну хоть что-то в мире есть стабильное! — по-старушечьи заметила
Терюся и успокоилась на диване, завернувшись в оранжевый плед по самые уши.
— Фу, — выдохнул я, — выкрутился-таки… Боже, сколько же ты чаёв всяких разных
напридумывал!.. Итак…
…и, взболтав в рюмашке остатки «балтийского чая», он тускло изрёк:
— Вантус, друг ты мой ненаглядный, я таки понимаю, шо мы тут будем до пришествия
спасительного болтаться в этой балтийской проруби, как гуано бакланное, если сейчас же не
поднимем наши гордые еврейские паруса и не попробуем аккуратно, но всё же несгибаемо с
намерением, как завещал нам аргентинский наш амиго, шаманист-блокнотник Карлсон Ибн-
Каштанов, добраться-таки до приемлемой гавани с горячим хумусом.
— Верно говоришь, Свинтус, брат ты мой, глубокое моё тебе уважение! Хорош уже тут
мучиться похмельем и праздною беседой за шахматами! Пора и в дело пустить наше мужество
морское и взглянуть-таки в глаза удаче, как и подобает её истинным джентльменам! А ну…
Вантус спотыкнулся, рыгнул и еле удержался на ногах, пытаясь встать. Собрание философских
сочинений Моше Хаима упало в литовский портвейн, разлитый по полу.
— Свистать всех наверх! — заорал Вантус и не преминул сие тут же воплотить, засунув в рот
четыре пальца, но вместо свиста раздалось обиженное кошачье шипение. — Тьфу ты, тридцать
три кильки мне в бочку! В общем, свищи, Свинтус, всех тудой, — он ткнул пальцем в потолок,
немного обмяк, прикрыв глаза, и уже менее внятно добавил: — И не забудьте-таки зонтики, а то,
не дай бог, вы у меня простудитесь. Нынче на Балтике сквозит, и пляжный сезон ну вообще не в
разгаре на минуточку.
32
1
— Вантус, дружище,
— Я вас умоляю, дружочек, мне уже ничто не поможет. Идите. Я сейчас к вам всенепременно
присоединюсь.
И вот эти бравые моряки подняли паруса среди бушующих волн, а ведь это, между нами
моряками говоря, строго запрещено делать, что чётко на идише и было прописано в инструкции
по эксплуатации корабля. Но, как и большинство взрослых людей, они, конечно, проигнорировали
по факту приобретения продукта большую ярко-красную надпись на борту свежесторгованной
шхуны. А там было чётко выведено по-аглицки: «Рид зе факинг мануал!» И моряки таки подняли
их, эти паруса, и корабль неожиданно тронулся с места. То есть его перестало болтать, словно
бакланное гуано в балтийской проруби, и он таки определился с курсом. И даже не перевернулся,
хотя ему сие пророчила и аглицкая инструкция, и турецко-подданный Абрахам Грэй Ибн-Хоттаб с
растопыренными перьями. И полетели они на крыльях отнюдь не любви, но тоски по дому и жути
нагоняемой по волнам суровым. Над компасом нахмурился, качаясь на локтях, Штурман. На руле
повис плечами Лоцман. По палубе метался и спотыкался среди канатов Боцман. Мешался под
ногами и балагурил, поддерживая бодрость духа одесскими шуточками, Кацман. Свинтус и
Вантус стояли на капитанском мостике и в два бинокля пытались разглядеть на горизонте
заветную маячащую лампу. Но все маяки как сгинули. И вот теперь, когда прошло уже несколько
месяцев с того мужественного момента, они начали потихонечку врубаться, что такого просто не
может быть. Что, как ни гоняй по Балтике вдоль и поперёк, а таки рано или поздно нарвёшься на
какой-никакой, но берег, ибо Балтика — не Тихий океан всё-таки ни разу, да и шли они стабильно
в одном направлении.
— Ветер северный, компас кажет на 32 градуса отклонения, стало быть, Вильнюс там! —
уверено ткнул пальцем в непроглядное мокрое стекло рубки Штурман. Лоцман послушно
повернул рулевое колесо вслед за пальцем Штурмана. Боцман подтянул канаты и переложил
парус с пустого на порожнее. Кацман хохотнул и выдал пошлую иерусалимскую присказку.
Шла аккурат тринадцатая «счастливая» неделя. Запасы провианта заканчивались. Вода, спирт и
кокаин тоже грозились отдать последние концы. Отпускало. Настроение портилось. Отходняки
усугублялись насморком. А земли всё не было. И по мачте вверх-вниз ползал неизвестно откуда
взявшийся иссиня-чёрный шершавый слизняк, модель «улитка без прописки», и когда Боцман,
шастающий по палубе, случайно задевал его рукой или рукавом, улиточный персонаж съёживался