Слипер и Дример
Шрифт:
Дупель тот самый невразумительный, что по камере соседствовал, отколупал в полу дырку
когтями своими, заволновавшись из-за постоянного шубуршания в углу обозначенном, и ко
всеобщему эмоциональному гулу вытащил оттуда змеиную выверть, смертельно опасную
тыхухоль. И давай её совать всем под нос да издеваться. Сокамерники понимали, что тыхухоль на
ручках не пригреешь и за ухом не почешешь, ибо тут же сам зачешешься до полной синюшной
откидки. А деть её теперь куда из
шкирятник, суя опасно под соседские носопырки и гогоча. А тем временем выверть змеиная-то
теряла терпение и начинала нервничать и злиться. И тут дупельцу этому захотелось по нужде
недержательной. Он тыхухоль на пол бросил, а сам до гальюна побёг, всё так же гогоча. Го-го-го!
Остальные на шконки свои попрыгали да ноги подняли повыше. Тыхухоль по полу обозлённая
завертелась, зашипела да сплёвывать стала нервно через плечо. А только дырку её в полу,
тропинку до дому до хаты, дупель отмороженный доской прижал. Тут бы и быть беде, ибо
выверть змеиная, доведённая до крайней истеричной нервозности, сигать начинает кенгурой — и
тут всех бы достала, даже до верхних полок допрыгнула бы. Но только Попрыгаец наш также был
уже близок к точке закипания единственного оставшегося тройничного нерва и, отчаянно
изогнувшись, схватил тыхухоль за скользкую холку и сжал так, что та смиренно зажмурилась и
стала поминать «как там мама говорила про отче наш». Личный состав камеры молча замер. А
Попрыгаец подошёл на своих большущих задних лапах к масенькому шкапцу, на котором стоял
стакан мутный и грязный с такой же ну ни разу не проточной водой, да и выжал с передних зубов
тыхухоли в ентот самый стакан яду на двадцать три капли, что твой последний в жизни корвалол.
Исполненный буддистского состраданию, он затем отнёс выверть змеиную к дыре в полу,
отодвинул лапицей доску и одним точным движением всунул её туда носом. Впрочем, тыхухоль и
не думала возражать, а, издав благодарный похрюк, тут же исчезла до хаты. Попрыгаец взял
стакан в руки, повертел его на свет и вздохнул. Вот он, его последний Прыжок. Без всяких замеров
и уточнений координат. Без каких-либо очепяток. Всё. Как говорится, «гудбай, Америка, во-о»! И
сменил бы наш Попрыгаец своё попрыгайское пальто на что-нибудь иного дизайна, кабы не… Не
замечая гробовой тишины, с облегчённым гоготом вывалился из клозета размагниченный
животейски дупель и, издевательски хрюкоча, стал кружить по камере. Никто не успел
среагировать, а в общем-то, никто, наверное, и не собрался бы, да только он нагло выхватил с
хозяйским видом из лап Попрыгайца стакан и беззаботно влил его в себя, довольно икнув.
камере испуганно переглянулись. А потом его гогот дупельский заело как на внезапно
испортившемся магнитофоне. Го-го-кх-кхе-ххы-кхоо…
36
0
Дупель пошёл пятнами, зрачки раскатились по сторонам, и он скоропостижно и очень по-
быстрому сыграл в ящик. То есть натурально скапутился. Склеил винты. Окончательно
отдуплился. И рухнул на пол, словно большой куль с несвежим фаршем.
— Ыть, — раздалось в камере.
— Вот и тудыть ему в Кудык! — догнало следом. — Как он тут всех достал! Молодца,
Попрыгаец! — Все сокамерники послезали с полок и захлопали по-братски Попрыгайца по
чешуйчатому плечу.
Но тот сел, окончательно поникнув хвостами, на свою кроватушку и посерел глазами в одной
точке на стене от безысходности. А между тем, события вокруг него стали вращаться с
немыслимым исходом и быстротой. Позвали кулаками в дверь тута же демона охранятельного,
чтоб труп убрали из камеры. А демон тревогу и поднял, мол, енто ж как же, и почему труп, и кто
его ухайдакал, и как посмели, и что за произвол на площадке. Ну, короче, неспортивно ему всё это
показалось. Бардак начался. Ор и крик. И внезапно очумевшая от воплей и ругани толпа
сокамерников вытолкала своей массой демона за дверь в коридор, да и сама следом вывалилась. И
на мгновение замерли, озираясь. Но лишь на мгновение. Потому как в следующий миг кто-то
заорал:
— Свобода! Беги, братцы!
И что тут началось… В общем бардаке, незаметно и тихо сжавшийся в комок Попрыгаец
скакнул вдоль плинтуса по тому коридору, а потом расправил затёкшие, вывернутые назад
коленки и прыгнул посмелей. Ну а затем и вовсе, развернув хвосты свои в обе стороны, сиганул
что есть мочи с доразбегом. Звон стёкол и грохот разлетающегося в стороны кирпича были ему
прощальными салютами. Только демоны зря изумлённо пялились на дыру с неровными
ободранными краями, что зияла нынче у них вместо окна в конце коридора. Попрыгайца уж и
хвосты простыли. Пэньг-пэньг…
Лучше гор могут быть только горцы!
Корабль качало у пристани, изрядно шарахая, ибо груз с него сняли, и теперь он, словно
скорлупка в борще, необременительно поплясывал на прибое волнительным сухариком. Слегка
посиневшему от морской тошнотворности Загрибуке было невмоготу и очень желалось
вывернуться наизнанку за борт. Башкирский Кот старался заболтать его недуг психологическим