Слишком большое сходство
Шрифт:
– Как знать, – обронил Ксенофонтов. Он шел, отставив правую руку в сторону и скользя ладонью по камышам. Ему, видимо, нравилось касаться стеблей, и непонятно было – вслушивается ли он в их легкий шелест или в слова следователя.
– Неделю назад они, как обычно, выехали на охоту. На это озеро.
– Тогда тоже был туман.
– Молодец, у тебя хорошая память. Расположились вдоль берега, в ста-двухстах метрах друг от друга. Забрались в камыши, устроились на надувных камерах от тракторных колес и…
– И прекрасно себя чувствовали, – закончил Ксенофонтов. – Удачная была
– Да. Один из них оказался убитым.
– Утиной дробью?
– Кабаньей картечью. В спину. Полный заряд. Стреляли с небольшого расстояния, рассеивания почти не было. Заряд вошел в спину плотным гнездом. Ребра – в крошки. Даже из сердца при вскрытии извлекли кусочки костей.
– Какой ужас!
Зайцев оглянулся, внимательно посмотрел на Ксенофонтова, но тот был серьезен. Его, кажется, и в самом деле потрясла страшная картина убийства. И чтобы уж Зайцев не сомневался в этом, он повторил:
– Просто ужас какой-то!
– Ужас был потом. Когда вечером все собрались вон под тем деревом, одного охотника не оказалось. Подождали, похвастались добычей…
– А была добыча?
– Ты что – дурак?! – резко обернулся Зайцев. – Какое имеет значение – была добыча, не было добычи? У всех утки болтались за поясом, или убили только одну… Что ты несешь?!
Спокойно, старик. Ты так взвился, что мне сразу открылись причины твоих неудач в следственной деятельности. Ты очень нервничаешь, так нельзя, старик. Это плохо. Тебе положено быть вдумчивым, проницательным и, прости, временами даже мудрым. Да-да, тебе уже мудрым пора становиться, а ты все прыгаешь, как воробей по веткам. Поясняю… Если все вернулись с добычей, значит, над этим несчастным озером стояла настоящая артиллерийская канонада. И установить, кто стрелял в уток, а кто целил в своего закадычного приятеля, невозможно. Пока невозможно.
– Была добыча.
– У всех?
– Даже у убитого.
– Как же это он? Ведь ты сам говоришь, что кабанья картечь…
– Он подстрелил нескольких уток до того, понял? До того, как его убили. До!
– Ну что ж, – рассудительно заметил Ксенофонтов, – так тоже бывает. Продолжай. Внимательно тебя слушаю.
– Так вот, когда все собрались, Асташкина не было. Асташкин его фамилия. Подождали, пора было начинать ужин, кое-кто, не вытерпев, даже рюмку опрокинул…
– И такие нашлись?
– Послушай, – Зайцев остановился, не оборачиваясь. – Давай так договоримся… Я расскажу все, что считаю нужным, потом ты вернешься, усядешься за свой редакционный стол и шути сколько влезет. А пока… Слушай и молчи.
Я вижу, старик, тебя опять посетил гнев. Напрасно. Заткнуться я могу, но какая тебе от этого польза? Я не виноват, что ты не отличаешь шуток от моих проницательных вопросов. Если кто-то, не дождавшись ужина, поспешил ахнуть стакан водки, если так душа пылала, что не было сил совладать с собой, то, может быть, у него были для этого причины? Вот я и спрашиваю – кто выпил в одиночку, не дождавшись ужина?
– А знаешь, – смутился Зайцев, – действительно… В этом что-то есть… Я как-то не поинтересовался…
– Не тем интересуешься. И не теми.
– Ладно, разберемся. Вот здесь сидел
Они остановились у самого берега. В этом месте камыш был пореже, сюда же вела еле заметная тропинка, поэтому охотника с берега было хорошо видно. А невысокий кустарник позволял и спрятаться, и прицелиться не торопясь. Уж если охота была удачной и стрельба гремела беспрерывно, то выстрел убийцы никого не насторожил, остался незамеченным.
– Ну, хорошо, разложили снедь на брезенте, расставили бутылки, стаканы, а одного охотника нет… Что они делают? – спросил Ксенофонтов, глядя на тающий в тумане противоположный берег озера.
Что делают… Покричали, несколько раз вверх пальнули… Потом двое отправились искать. К тому времени стемнело, пошли с фонарями. Где Асташкин расположился – примерно знали. Вначале прошли мимо, вернулись, снова кричали… И в свете фонаря увидели темное пятно… Оказалось, камера. Подошли поближе – в камере никого. Рядом, среди камышей, шляпа плавает… Тут уж маленько струсили… Сапоги у них высокие, до пояса, вошли в воду… Ну что… Обнаружили Асташкина. Выволокли на берег, в спине дыра. Чистенькая такая, мокрая дыра. За день всю кровь водой вымыло. Ты бы посмотрел на эту рану… Кулак войдет. Они все собирались этим же вечером домой вернуться, но остались. Послали машину в местную милицию… И завертелось. Утром я уже был здесь.
– И твой вывод?
– Убил один из них, тут и думать нечего. Все они перебывали в моем кабинете, все дали показания, кое-кто даже слезу уронил, но тем не менее…
– Следствие зашло в тупик, – жестко закончил Ксенофонтов.
– Следствие продолжается, – поправил Зайцев. – Но арестовывать и в самом деле некого. Никто в убийстве не признался. И не собирается, как я понял. Пять подозреваемых, но ни одного обвиняемого. Каждый из них мог спокойно покинуть свое охотничье место, пробраться к Асташкину, всадить ему в спину заряд картечи и вернуться.
– А ты уверен, что убить хотели именно Асташкина?
– Не понял?
– Возможно, целили в другого, да перепутали в тумане? А может, вслед за охотниками еще кто-то приехал, о ком они и знать не знали…
– Исключено. Других машин не было. А добраться иначе просто невозможно. Убийца знал, где именно сидит Асташкин, тем более что рядом – заметный знак. – Зайцев показал на громадное сухое дерево.
– Как же они стреляли в таком тумане?
– В тот день вскоре после их прибытия туман рассеялся. Днем вообще стояла хорошая ясная погода. И только к вечеру озеро опять начало затягиваться туманом, тогда они и засобирались к ужину.
– Они работают в одном месте?
– Отпадает, – Зайцев безнадежно махнул рукой. – Все работают в разных местах. Подсиживать, копить обиды – это исключается.
– А Асташкин от прочих ничем не отличался?
– Ничем, что могло бы заинтересовать следствие, – ответил Зайцев несколько казенно, решив, видимо, что так будет точнее.
– Я имею в виду именно те признаки, которые не заинтересовали следствие, – настаивал Ксенофонтов.
– Ружье у него было получше… Бельгийское. Шляпа с пером, если тебе это интересно.