Слишком хорошая няня
Шрифт:
Я морщу нос. Не люблю, когда мужчины начинают рассказывать, что женщинам только и надо, что найти шею поудобнее и начать рожать детишек.
Но, действительно, почему бы «красивой и эффектной» Светлане, зависающей в Италии с подругой, не мечтать о тихой уютной жизни с мужем и ребенком?
— Она просто обожала Дину, когда была беременна. Много гуляла, смотрела на произведения искусства, чтобы сформировать вкус заранее, ставила классическую музыку. У нас миллион беременных фотосессий в альбомах, даже больше, чем свадебных.
Он замолкает, и я пользуюсь моментом, чтобы отломить кусочек лазаньи и засунуть его в рот. Но в тот момент, когда я только начинаю жевать, Александр резко поднимает на меня взгляд.
— А я — наоборот, — говорит он. — Когда Дина родилась, я был безумно счастлив! Думал — во дурак был, надо было раньше жениться и детей заводить. Сейчас бы уже трое могло быть. Жену носил на руках, покупал ей все, на что она смотрела дольше трех секунд, заваливал цветами… А потом снял с нее официанта из ближайшего кафе.
Я давлюсь лазаньей.
Предупреждать же надо!
Быстро глотаю непрожеванные куски под тяжелым взглядом Александра, откашливаюсь, чтобы сказать что-нибудь ободряющее, но он продолжает, глядя уже сквозь меня.
— Она падала мне в ноги и умоляла ее простить. Любовь поразила ее в самое сердце, и она не смогла устоять, но она хочет быть только со мной и нашей дочерью, хочет еще детей, хочет быть хорошей матерью. Умоляла спасти от «роковой страсти»… — Александр знакомо морщится, как от зубной боли. — Ну я спас. Привез в Петербург, купил эту квартиру. И тут оказалось, что она беременна! От этого официанта! То есть, они трах…
Он осекается, бросая быстрый взгляд на Дину, которая уже гораздо медленней шевелит ложкой. Наелась.
— То есть, они даже не предохранялись! — скрипнув зубами, смягчает он то, что было готово сорваться с уст. — В этот момент я понял, что не могу больше с ней жить. Оставил ей эту квартиру, сам уехал в Москву, там намечался крупный проект. Они ни в чем не нуждались, я приезжал так часто, как мог, чтобы пообщаться с дочерью. Старался каждую неделю, но не всегда получалось…
— А потом все реже и реже? — понимающе спрашиваю я.
— Да, — он отводит глаза.
— А что стало с ребенком?
— Не знаю. Она его потеряла или сама избавилась. Я не интересовался. Он не родился — вот и все.
Александр наконец откладывает вилку в сторону, а я отодвигаю тарелку. Аппетита больше нет.
История, конечно, банальная. Таких миллион на женских форумах и, я уверена, на мужских тоже. Но когда сталкивается с подобным в жизни — почему-то банальность и то, что до тебя это переживали тысячи других людей, как-то не утешает.
— Когда она начала пить? — тихо спрашиваю я.
— Не знаю, — качает он головой. — Не знаю. Я ничего не замечал, когда приезжал, но я старался с ней поменьше общаться. В клинике сказали,
— И пока не позвонили из полиции…
— Я не догадывался, что все так плохо! Примчался на ближайшем «Сапсане», забрал Дину, приезжаем сюда — а тут все еще вечеринка! Светка пьяная в хлам! Она даже не заметила, что Дины нет! Спрашиваю, где дочь — спит! Где спит? Ну, где-то спит. Когда последний раз ее видела? Смотрит на меня мутными глазами и не соображает ничего! Разогнал всех нахрен, напугал Динку…
Он смотрит на дочь, а она отодвигает тарелку, подходит к нему, вскарабкивается на колени и обнимает за шею. Утыкается лицом в рубашку, на ходящей ходуном широкой груди. Александр тяжело дышит, сжимает и разжимает кулак, лежащий на столе. Но другой рукой очень нежно прижимает к себе дочь.
Встаю и начинаю собирать тарелки. Выбрасываю пустые контейнеры и упаковку, ставлю тарелки в посудомойку, убираю свою недоеденную лазанью в холодильник. Там пусто — только россыпью фруктовые пюре, которыми, видимо, и кормили Дину.
— И… где она сейчас? — спрашиваю я у его спины, стоя позади Александра у холодильника.
Широкие плечи напрягаются.
Он глухо отвечает:
— В хорошей клинике. На три недели пока. Там решим.
Фантастическая зарплата в три раза больше моей и без того немаленькой начинает казаться мне недостаточной. Пожалуй, я готова даже заплатить столько же, чтобы это все было не моей проблемой.
— Лара… — говорит Александр. — Я знаю, о чем вы думаете.
— М-м-м-м?
Холодильник начинает пищать, требуя закрыть дверцу, но я почему-то никак не могу ее отпустить, словно захлопнуть ее будет означать окончательное решение.
Александр разворачивается ко мне вместе со стулом.
Дина цепляется за него изо всех сил, словно ее вот-вот заберут и снова бросят у вентиляционной шахты метро, откуда дует теплый воздух с привкусом креозота.
— Лара, пожалуйста, — говорит Александр очень твердым голосом, но где-то внутри этой гранитной твердости я чувствую намек на трещину. — Не бросайте нас. Мы с Диной одни не справимся.
11
Утро — не мое время.
Поэтому сначала я встаю, одеваюсь, чищу зубы, умываюсь, ставлю чайник, завариваю кашу — и только потом просыпаюсь. Обычно где-то к концу каши.
Зимой вообще могу проснуться только в троллейбусе.
Но сегодня все иначе.
Я застываю с зубной щеткой во рту, глядя в глаза своему испуганному отражению в зеркале ванной. Это я правда согласилась на такую авантюру?!
Быть няней у миллионера?
Миллиардера.
Олигарха.
Господи, как его обозвать-то, этого Александра с его «роллс-ройсом»?