Слишком хорошая няня
Шрифт:
Я переодеваюсь в платье и отправляюсь краситься и укладывать волосы.
Дина помогает по мере сил — по ее мнению, мне никак нельзя идти без розового блеска с глиттером на губах.
Почему бы нет? Празднично разнообразит мой вечерний наряд.
Нет, я в курсе, что нынче в оперу можно хоть в спортивном костюме, но у меня не так уж много поводов надеть длинное платье и каблуки, чтобы я упускала еще один.
Серьги, кулон, туфли, клатч.
Половина седьмого.
Я нервно вышагиваю по квартире, стуча каблуками, Дина
Таким вот паровозиком мы шествуем к окну, выглядывая в сторону канала Грибоедова, потом обратно, к другому окну, выглядывая во двор в надежде увидеть знакомый «роллс-ройс», потом на кухню — выпить стакан воды.
Я бы уже позвонила Роберту вопреки недовольству Александра, но он уже не успеет.
Хотя…
Нажимаю на контакт, и именно в этот момент в двери поворачивается ключ.
Без пятнадцати!
Подхватываю клатч, накидываю на плечи палантин и…
Александр распахивает дверь, поднимает глаза — и замирает, занеся ногу над порогом.
Я уже готова на него наорать, ну или хотя бы ядовито фыркнуть пару раз, а потом срочно бежать в театр, но тоже замираю.
Потому что он смотрит на меня, как маленький мальчик на елку на Дворцовой площади. Распахнув глаза, в которых сияют отражения разноцветных огней и одной, самой большой звезды на верхушке.
— Ты… — голос срывается на хрип, но он откашливается и повторяет: — Ты такая красивая…
Да какая я красивая?
Ну платье. Черно-серебристое, на тонких лямочках и в пол.
Ну два разреза по бокам, открывающие ноги до самого бедра.
Ну туфли на тонюсенькой серебристой шпильке.
Как я сейчас буду ноги ломать на этих шпильках, когда побегу через мост…
А волосы вообще уложила в художественном беспорядке, просто собрав их в пучок, чтобы была открыта шея и выпустив всего несколько прядей.
Было бы чем восхищаться.
Но этот взгляд, и этот голос, и то, как замирает мое сердце от слов Александра — настолько нереально, что я медлю, ловя ощущения, пробуя их на вкус, упиваясь ими.
Последний раз мной так восхищался папа, когда я была на новогоднем утреннике снежинкой в невообразимо накрахмаленном платье из ста слоев тюля.
— Лала! — в меня сзади врезается метеорит по имени Дина и начинает толкать под попу к выходу.
Видимо, это должно означать — вали скорей отсюда, а то опоздаешь. Вот это я мозг проела ребенку своим волнением!
— Да, Лара, идите, скорее, — отмирает Александр. — Прошу прощения, просто я…
— Вернусь за вещами, Карима не отпускайте, пожалуйста, я хочу сегодня домой! — не слушая, тараторю я, вылетая из квартиры.
Хорошо, что на улице пока еще только очень мокро, но еще не минусовая температура, потому что с традициями нечищенных тротуаров северной столицы, я бы точно переломала бы ноги или опоздала.
Но я успеваю и приземляюсь в кресло, обтянутое красным бархатом, ровно с третьим звонком.
— Ларка, ну ты как всегда! Неужели нельзя хоть раз прийти вовремя, как приличный человек, выпить с нами шампанского, съесть бутерброд с рыбкой! Театр, Лар, это культурный отдых во всей его полноте, а не только впопыхах послушать арии и снова куда-то бежать!
— И тебе доброго вечера, — выдыхаю я. — Здрасьте, Алевтина Николаевна! — добавляю шепотом, кивая бабушкиной подруге, сидящей с другой стороны от нее.
— Ш-ш-ш-ш-ш! Тише! Мешаешь! — снова шипит бабушка, и я закатываю глаза и откидываюсь в кресле.
В антракте мы все-таки выполняем культурную программу с шампанским и бутербродами, бабушка добреет и переходит с темы моей безалаберности на тему моей личной жизни. Вот уж не знаю, что хуже!
Алевтина Николаевна спасает меня по мере сил, делясь своими впечатлениями от музыкантов оркестра — в этот ей понравился один из контрабасистов — но пытка вопросами «Ты точно не скрываешь от меня жениха?» продолжается до начала второго акта.
??????????????????????????Разумеется, конец спектакля еще не означает конца вечера, и уже в очереди в гардероб бабушка приступает к следующему пункту программы — начинает ругать дирижера, акустику зала и мужчин в дорогих костюмах, которые покупают билеты на первый ряд, а потом засыпают на первых же нотах.
— Слышишь, Ларчик? — оборачивается она ко мне, когда мы наконец выходим на улицу. — Если ты найдешь себе мужа, который будет засыпать в опере, я тебя прокляну, так и знай! В нашей семье все мужчины играли хотя бы на одном музыкальном инструменте!
— Да, бабушка, — привычно киваю я. — Обязательно найду себе гармониста.
— Лариса! Будь серьезнее! Не засматривайся на красавчиков, от них одни беды!
— Я хотела бы возразить, — культурно вмешивается Алевтина Николаевна, известная тем, что в молодости разбила сердце всем солистам Мариинки одному за другим. — Вот, например, на этого я бы засмотрелась…
Закатываю глаза, но все-таки поворачиваюсь, чтобы посмотреть на того красавчика, что привлек внимание знаменитой сердцеедки и… встречаюсь взглядом с Робертом, спешащим ко мне в распахнутом пиджаке поверх водолазки, даже без пальто.
— Ты что здесь делаешь? — ахаю я, представляя, какая тема будет сегодня самой актуальной в созвоне бабушки с мамой.
— Тебя ищу, — говорит Роберт, запыхавшись и потирая покрасневшие от холода ладони. — Лар, в квартиру пока возвращаться нельзя.
27
— В какую квартиру? — Вмешивается бабушка. — Почему нельзя? Ларчик!
Роберт смотрит на меня в недоумении, а я, хоть и умираю от любопытства, провожу ребром ладони по горлу и делаю страшное лицо.