Слишком много подозреваемых
Шрифт:
Лили, присевшая на кушетке неподалеку, держала на коленях поднос с сандвичем, салатом и сыром на тарелочке. Очевидно, она, расставшись с надеждой убедить его что-нибудь поесть, все же упорно отказывалась унести поднос обратно на кухню.
– Прости, что я вчера не возвратилась сюда, – начала Фрэнсис мягко, чтобы не потревожить отца.
Ричард не проявил никакого видимого интереса к ее появлению, словно он ее не услышал или даже не заметил, что кто-то еще находится в комнате. Фрэнсис переглянулась с Лили. Та поджала губы
– Я хотела вернуться, но со столькими людьми мне пришлось встретиться и переговорить, что все затянулось допоздна. Расследование этого требует.
Отец не пошевелился.
– Блэр оставалась здесь с тобой? Ведь так? Молчание.
– Блэр уехала совсем поздно, – сообщила Лили.
– Я беседовала с Льюисами, с Генри и Луизой. – Фрэнсис встала прямо перед ним.
Отец смотрел невидящим взглядом, как бы сквозь нее, не шевелясь и никак не реагируя на ее слова.
– Луизу ты знаешь. Ребенком она часто играла с Блэр.
– У них был домик на чердаке, – вдруг произнес Ричард, делая большие паузы между словами.
– Ну да, помню. Из желтого картона. Того же цвета, что и такси.
Она надеялась, что воспоминание вызовет у него улыбку, но никакой реакции вообще не последовало. Все же она решилась:
– Мне нужно спросить у тебя кое-что. Мне не хочется задавать этот вопрос, но придется. Почему Клио была так настроена против приема Льюисов в клуб?
Ричард молчал. Лили поднялась с места и удалилась, забрав с собой поднос и предупредив, что в случае нужды ее можно вызвать с кухни.
– Давай поговорим об этом, – попросила Фрэнсис отца. – Пожалуйста.
Взгляд Ричарда не оживился, остался пустым, но все же он заговорил. В голосе его чувствовалось напряжение, слова давались ему даже с большим трудом, чем обычно.
– «Фейр-Лаун» не готов к приему черных… Мы допустили сперва католиков… в 1979-м… И Саутгемптон сразу стал другим. Несколько лет назад к нам пришел первый еврей. Многие были против. Мы не хотели устраивать здесь у себя второй Голливуд. Мы не хотели превратиться в Ист-Хемптон, в котел, где бурлит непонятно какое варево…
Фрэнсис раздражал медленный, размеренный тон отца, но, боясь спугнуть его, она замерла на месте.
– Клубу нужно время, чтобы приспособиться к переменам.
Это была уже целая философия, убежденность, пропитавшая его мозг до самой последней клеточки. Стали ли взгляды этой пары – Ричарда и Клио – причиной расправы над женщиной, целеустремленной, наглой и упрямой, но ослепленной верой в собственную правоту? Неважно. Фрэнсис вдруг потеряла интерес к расследованию. Но выслушать отца, дать ему возможность исповедоваться было необходимо.
– Наше решение было на пользу Генри. В клубе его бы подвергли остракизму. Тебе не понять, что это такое. И никому не понять – пока он не испытает это на себе.
Впервые Фрэнсис слышала от отца не признание,
– А чем провинился Генри? Он хотел лишь быть таким, как вы.
– Хотеть мало. Надо таким быть.
Ричард облизнул пересохшие губы и снова заговорил:
– Я не жду от тебя понимания. Ты избрала себе жизнь, отличную от нашей. То, что мы ценим, для тебя даже не деньги, а мусор.
Его обвинение было явно несправедливо, но Фрэнсис не собиралась спорить с отцом.
– А ты хорошо знаешь Генри Льюиса? Ты был согласен с Клио и поручил ей угробить его кандидатуру?
Жалость и уважение к отцу пропадали, словно вода, впитываемая в пересохшую землю.
– Тебе было когда-нибудь стыдно? – с нежданной энергией вдруг задал ей вопрос отец. Куда подевалась его немощь? Слова прозвучали четко.
– Стыдно? – Она растерялась. – При чем тут это?
– Ты не поймешь то, что я хочу сказать, если не узнаешь, что такое стыд. Найди определение, расшифруй этот термин, – потребовал Ричард с настойчивостью одержимого и с внезапной вспышкой энергии.
– Чувство вины, неловкость… – Фрэнсис искала подходящие слова, но ее фантазия иссякла, Ричард же медленно приходил в себя и накапливал силы для продолжения беседы.
– Клио была личностью более сложной, чем она казалась тебе или твоей сестричке. Я знаю, какое у вас сложилось о ней мнение. Я знаю, что вы не были от нее в восторге и даже больше – ее не любили. Но вы не догадывались, а я это знал, что у нее было множество пристрастий.
– Да уж, конечно… – начала было Фрэнсис, но отец остановил ее одним движением бровей на мертвом, похожем на маску, лице.
– То, что я скажу, покажется тебе бредом старого больного человека. Чтобы понять меня, тебе требуется отступить на шаг, взглянуть на нас с Клио со стороны, отрешиться на момент хотя бы от морали, от правил, которые ты себе вбила в голову.
Фрэнсис было обидно выслушивать такое, но она опасалась прервать приступ откровения, посетивший отца, оборвать его исповедь и ввергнуть обратно в молчание.
– У Клио была болезнь. Пострашнее, чем рак. Люди сочувствуют онкологическим больным. Это правильно… Это в порядке вещей…
Ричард внезапно умолк, и его веки сомкнулись, но он продолжал говорить, только его речь становилась все более бессвязной:
– Это проявилось после смерти Джастина. Она была уверена, что Генри Льюис знает о ее болезни. Она стыдилась ее и стала почти невменяемой… Она не верила, что он сохранит врачебную тайну…
О чем он говорит? С Клио все было в порядке, медэксперт после вскрытия не докладывал о каких-либо отклонениях.
– После того как со мной случился удар, положение стало еще серьезнее. Клио пришлось нелегко… Она была убеждена, что теперь, в свой черед, и ее постигнет нечто ужасное. Сперва Джастин, затем я…