Слишком сильный
Шрифт:
Может, Латникова была и права, когда на собрании сказала нашим родителям, что Колесов — хороший специалист, но педагог — никакой.
А может, все было наоборот, — во всяком случае, Данилыч был единственным преподавателем, которому многие у нас подражали — и в манерах, и в характерных словечках.
И в этот раз, конечно, неугомонный Клод все испортил. Как только Ланин с радостным лицом заговорил о компьютеризации нашей школы, Клод снова не удержался, поднялся в президиуме и спросил:
— Все же не понимаю,
— Компьютер будет в ближайшее время! — с достоинством ответила Латникова.
— Какой же именно компьютер, какой фирмы будет установлен у вас? — не унимался Клод.
Латникова строго посмотрела на сидящего в первом ряду Данилыча. Тот встал, развел руками:
— Сие до сих пор мне неизвестно. Я просил компьютер фирмы «Эппл», но пока не дают никакого.
— А не есть ли все это — «втирание очков», как вы говорите? — куражился Клод.
Большинство из зала — и из президиума — смотрели на него со злобой: «Так хорошо, спокойно жили — чего этот пристал?!»
Все пошло наперекосяк. Клод продолжал задавать докладывающему Ланину язвительные вопросы. Ланин вздрагивал. Данилыч в первом ряду радостно хохотал.
— Послушайте, — вдруг, не выдержав, гневно обратилась Латникова к Клоду. — Если вам все так не нравится у нас — зачем вы находитесь здесь? Вы можете покинуть нас в любой момент — такие друзья нам не нужны! — Она гордо выпрямилась.
— О, да. Я уйду. Конечно! — радостно улыбаясь, воскликнул Клод.
«Все. Конец пришел дружбе!» — подумал я.
Данилыч взлетел в президиум. Они о чем-то заговорили с Клодом. Через пять минут Клод стремительно шел по проходу к выходу из зала. Никто вокруг не кричал, не хохотал — все на самом деле расстроились.
Вдруг дверь распахнулась.
Перед Клодом возникла Дуся во всей своей красе. Клод остолбенел.
— Месье! — воскликнула она. — Не согласитесь ли потанцевать со мной прощальный вальс?
— С удовольствием, мадемуазель! — с трудом взяв себя в руки, галантно ответил Клод.
Дуся обхватила его своими «граблями», завопила вальс «Дунайские волны», и они кругами понеслись с Клодом по проходу — в обратную сторону. Все обрадовались — вопили, хлопали.
Латникова высокомерно улыбалась, словно все это было ею заранее предусмотрено.
— Скажите ваше имя? — не сводя глаз с Дуси, потребовал Клод.
— Дуся, — пробасила она.
— Дуся! — произнес Клод. — Мы должны быть вместе всегда!
— Я согласна! — ответила Дуся.
Они взялись за руки, поднялись в президиум, подошли к Латниковой и гулко, с размаху бросились на колени и склонили головы: так делали влюбленные в фильмах из старинной жизни, когда просили благословить их на женитьбу. Зал хохотал. Латникова натянуто улыбалась. По старинному
— Продолжайте, пожалуйста! — томным голосом произнесла Дуся, повернувшись к Ланину. Все захохотали.
Ланин смущенно теребил листки. Потом, прокашлявшись, стал докладывать дальше — о спортивных успехах нашей школы.
— В этом году куплена волейбольная сетка и два мяча! — торжественно произнес Ланин.
Дуся вдруг бешено захлопала, и все подхватили.
Тяжело было делать серьезный доклад в таких условиях — Ланин сломался и каждую фразу, даже самую торжественную, заканчивал веселой улыбкой, и все тоже улыбались.
В середине какой-нибудь длинной фразы, конец которой, однако, легко было предугадать, Клод и Дуся вдруг поворачивали друг к другу головы, и все снова начинали хохотать и хлопать. Наверное, Ланин уже догадался, что одобрение зала относится вовсе не к его докладу, хотя он и готовил его целую неделю.
Потом, когда в докладе наступила растерянная пауза — Ланин никак не мог разыскать какой-то листочек, совершенно запарился, — Дуся вдруг поднялась и, взъерошив Клоду волосы, кокетливо проговорила: «Я должна уйти — мне надо переодеться!». Клод покорно склонил голову. Дуся с грациозным грохотом спрыгнула со сцены и пошла по проходу. Завуч Дедун пытался забежать перед ней и что-то узнать, но Дуся вдруг бросилась бежать. Дедун отстал. Вечером этого дня я встретил Ланина во дворе.
— Чего ты такой расстроенный-то? — спросил я.
— А будто ты не знаешь? — грубо ответил Ланин. — Гробанулась моя поездка в Париж.
— А… кто это решает? — чувствуя себя виноватым, пробормотал я.
— Клод, конечно же, кто же еще! — ответил Ланин. — Он приглашает!
— Ясно! — Я почесал в затылке.
Ланин повернулся и ушел.
Я остался во дворе. Я давно уже видел, что на круглой скамейке под грибком сидит Лена с большой сумкой на коленях и явно кого-то ждет. Может быть, меня? Я подсел к ней. Она отодвинулась.
— Как тебе эта хохма в школе? Ты была? — спросил я, хотя прекрасно знал, что она была.
— Дурью маются! — хрипло проговорила она, глядя в сторону.
Я пытался заглянуть сбоку: взгляд ее был невыразителен и тускл. Впрочем, наверно, это было вызвано моим присутствием. Да, вряд ли я был тем, кого она так нетерпеливо ждала. Вдруг глазки ее загорелись. Из парадной небрежной походкой победителя вышел Пека, в своей великолепной черно-желтой футболке с надписью «Каратэ».
— Ну что? — поглядев на восторженную Лену, спросил я. — Нравится… футболка?