Сливовый пирог
Шрифт:
– Этот сюжетный ход измыслил лично я.
– Ну что ж, он не так-то плох. Я много раз говорила, что у тебя в мозгу бывают просветления.
– И вы согласны принять участие и сыграть свою роль?
– С удовольствием.
– Отлично. Можно я от вас позвоню? Хочу пригласить Гонорию Глоссоп пообедать.
Про Бертрама Вустера, как известно, многие говорят, что если уж он взялся за гуж, его не так-то легко заставить вложить меч в ножны. Я сказал тете Далии, что принимаюсь бешено ухаживать за Гонорией, и я именно принялся за ней бешено
И труды мои не остались бесплодны. Тетя Далия звонила мне и докладывала о том, как температура Блэра Эглстоуна с каждым днем повышается и скоро желанная цель будет достигнута, она считала это только вопросом времени. И вот настал день, когда я смог явиться к ней и сообщить радостную новость, что названная цель действительно у нас в руках.
Я застал ее поглощенной чтением Эрла Стенли Гарднера, которого она при моем появлении приветливо отложила.
– Ну-с, чучело, – проговорила она, – что тебя сюда принесло? Почему ты не закатился опять куда-нибудь с Гонорией Глоссоп, строя из себя южноамериканского кабальеро? Манкируешь?
Я ответил ей мирной улыбкой.
– Престарелая родственница, – объявил я, – я прибыл к вам с известием, что мы достигли конца пути. – И без дальнейшего предисловия стал излагать ей суть дела: – Вы выходили сегодня из дома?
– Да, ходила на прогулку. А что?
– И убедились, что погода просто прекрасная, верно? Ну, прямо весна.
– Ты что, пришел поговорить о погоде?
– Сейчас вы поймете, что она имеет отношение к интересующему нас вопросу. Поскольку день сегодня так хорош, с ума сойти…
– Кое-кто и сошел.
– Как вы сказали?
– Я молчу. Продолжай.
– Так вот. Поскольку сегодня прекрасная погода, я решил выйти прогуляться в парке. И можете себе представить? Первое, что я там увидел, была Гонория. Сидит на скамейке у Серпантина. Я хотел было улизнуть, но – поздно. Она меня заметила, так что пришлось подрулить, сесть рядом и завязать разговор. Вдруг смотрю, подходит Блэр Эглстоун.
Увлеченная моим рассказом тетя Далия охнула:
– Он тебя увидел?
– Совершенно отчетливо.
– Значит, настал решающий миг! Если бы у тебя хватило ума, ты бы ее тут схватил и поцеловал.
Я снова с достоинством улыбнулся:
– Я так и сделал.
– Правда?
– Истинная правда. Заключил ее в объятия и нанес ей жаркий поцелуй.
– Что сказал на это Эглстоун?
– Не знаю, не слышал. Я сразу же рванул оттуда.
– Но он был свидетелем? Ты в этом уверен?
– А как же. Он находился всего в нескольких ярдах, и видимость была хорошая.
Мне нечасто приходится получать похвальные отзывы из уст сестры моего покойного отца, она всегда заботится о моем благе и потому подвергает меня жесточайшей критике. Но на этот раз
– Ну, я думаю, дело сделано, – сказала она в заключение, отдав щедрую дань восторга моему уму и находчивости. – Я видела вчера Эглстоуна, и когда я рассказала ему, как вы с Гонорией развлекаетесь и всюду бываете вдвоем, он стал похож на белобрысого Отелло. Кулаки сжаты, глаза мечут искры, и если он не скрежетал зубами, значит, я вообще не различаю звуков зубовного скрежета. Этот поцелуй послужит ему последним толчком. Вполне возможно, что он тогда же сделал ей предложение, как только избавился от твоего присутствия.
– Я именно на это и рассчитывал.
– Вот дьявольщина, – выругалась моя родоначальница, потому что в эту минуту зазвонил телефон и прервал нас, когда мы намеревались продолжить обсуждение не прерываясь. Она сняла трубку, последовал продолжительный односторонний разговор. Односторонний в том смысле, что тетя Далия от себя прибавляла только «Ах!» и «Что?». Наконец тот или та, кто был на другом конце провода, высказал – или высказала – все, и тетя, положив трубку, обратила ко мне крайне озабоченное лицо.
– Это звонила Гонория, – сказала она.
– Вот как?
– Да. И ее рассказ представляет определенный интерес.
– Как там у них все сошло? В соответствии с планом?
– Не совсем.
– Что значит, не совсем?
– Начать с того, что, оказывается, Блэр Эглстоун, распаленный, по-видимому, моими вчерашними речами, о которых я тебе рассказывала, вчера же вечером сделал ей предложение.
– Да?
– И она приняла его.
– Прекрасно.
– Не так-то прекрасно.
– А что?
– А то, что он, увидев, как ты ее целуешь, обозлился и расторг помолвку.
– О Господи!
– Это еще не все. Худшее сейчас услышишь. Теперь она говорит, что выйдет замуж за тебя. Что она сознает твои многочисленные недостатки, но верит, что ей удастся их исправить и сформировать тебя как личность, и хотя ты не герой ее мечты, такая неотступная, долготерпеливая любовь должна быть вознаграждена. Судя по всему, ты там в парке перестарался. Эту опасность, по-видимому, следовало предвидеть.
Задолго до того, как она договорила, я уже снова дрожал как осина. Потрясенный, я смотрел на престарелую родственницу, выпучив глаза.
– Это… ужасно!
– Я же тебе сказала, что дела обстоят неважно.
– А вы не разыгрываете меня?
– Да нет, все – чистая правда.
– Тогда что же мне делать?
Она сердито пожала плечами.
– Меня не спрашивай, – сказала она. – Посоветуйся с Дживсом. Может быть, он что-нибудь придумает.
Хорошо ей, конечно, было говорить: «Посоветуйся с Дживсом», – но сделать это оказалось не так легко, как она думала. По моим представлениям, посвятить Дживса во все, как говорится, безжалостные подробности – означало трепать имя женщины, а за такие вещи человека исключают из клубов и перестают с ним здороваться. С другой стороны, угодить в подобную ловушку и не обратиться к нему за помощью было бы полным безумием. Так что я долго размышлял и наконец сообразил, как действовать. Я крикнул его, и он возник передо мной со своим неизменным «Сэр?».